Адвокат ангела, или Дважды не воскресают

– Тогда, может, встретимся еще разок? – И он подмигнул мне. – Одинокой женщине хороший секс никогда не помешает! Ты осталась довольна? Я тебя удовлетворил? – такие вопросы Берн любил задавать в первые годы нашего брака. Он спрашивал меня: понравился ли мне секс, какие ласки были мне особенно приятны и что я чувствовала, когда он пощипывал мои соски или массировал низ живота? Он хотел исследовать меня с анатомической дотошностью, чтобы знать, за какие ниточки дергать и на какие точки нажимать. Но я либо переводила разговор на другую тему, либо попросту обрывала его.

– Да. Все было просто отлично, – скороговоркой выпалила я. Берн, к счастью, совершенно не помнил, что он полностью вырубился под влиянием снотворного и никакого секса между нами не было.

– Тогда я жду звонка, киска!

– Пока.

Я выскочила пулей из дома, только чтобы оказаться подальше от Берна, чей самодовольный вид и игривая фамильярность в сочетании со вспышками жестокости приводили меня в бешенство. Если б я осталась в его доме еще хоть на минуту, я бы взорвалась, как ракета, и выложила бы ему все, что я о нем думаю, или съездила бы ему по физиономии. Так что мой быстрый уход был гарантией несостоявшегося скандала.

Было уже темно. Резкий порыв ветра чуть не сбил меня с ног, я подняла воротник плаща и прибавила шагу, и я поняла, какую я совершила оплошность. Я же приехала к дому Берна на его машине! Надо было попросить его подбросить меня до ресторана, где осталась моя машина.

Но возвращаться к Берну мне не хотелось. Я стояла и размышляла: как мне поступить? И тут я подумала, что могу обратиться с этой просьбой к нашему ближайшему соседу, жившему неподалеку. Пару раз я сталкивалась с ним. Это был одинокий вдовец, пять лет тому назад похоронивший свою жену. Дети его выросли и приезжали к нему на праздники. А так он жил один, практически не вылезая из гаража. Машины были его страстью и хобби. Он покупал старые марки и чинил их своими руками.

Я не успела сделать и нескольких шагов, как зазвонил сотовый. Вытащив мобильный из сумочки, я посмотрела на экран дисплея. Номер был мне незнаком.

– Алло! Вам удалось скопировать файлы?

Я пригнулась и посмотрела по сторонам. Неужели за мной все-таки следили?! Мои зубы чуть не застучали от страха, и я с трудом справилась с приступом волнения.

– Я же сказала, как только сделаю это – сразу позвоню.

В трубке раздался какой-то щелчок, и я подумала, что нас разъединили, но услышала требовательное:

– Алло!

– Да, да, я вас слушаю. Я вам перезвоню!

– Я понял, – в голосе послышалось легкое раздражение. – Я это уже слышал. Я спрашиваю: как скоро вы сделаете то, о чем мы договаривались? Время идет, – с некоторым нажимом произнес мой собеседник.

– Я понимаю. Все будет сделано в ближайшее время.

На том конце повесили трубку, и наш разговор оборвался.

Конечно, я играла в опасную игру. Если за мной следят, то они поймут, что я сблефовала. Но сказать правду я не могла. Ведь я не обговорила условия: где и при каких обстоятельствах мне передадут Лизу? Хотя если за мной следят, то на меня могут в любой момент напасть и отобрать сумку, где лежит флэшка с файлами Берна.

Я побежала вперед, лавируя между кустами и деревьями. Отяжелевшие от сырого воздуха ветки хлестали меня по ногам и по лицу, но я неслась, ничего не замечая. Бежать на шпильках было неудобно, и вскоре я поскользнулась и упала на землю, приземлившись на пятую точку.

Я испуганно замерла. Впереди горел свет, я была уже почти около дома нашего соседа, Нильса.

Я поднялась и, чуть прихрамывая, быстро пошла на огонек, придерживая рукой сумку на плече. Бедняга Нильс едва не упал в обморок, увидев меня, измазанную в грязи и с клацающими от страха зубами. Он предложил мне стакан чаю, от которого я не отказалась. И за чаем, в этой уютной кухне, снизу доверху заставленной моделями его любимых машин, я немного оправилась от своего страха, который еще несколько минут назад гнал меня вперед, как загнанного зверя. Нильс прибил на стены кучу деревянных полочек, на которых и расставил свои машинки в строго определенном порядке. В этом было некое ребячество, но – безобидное и доброе. Да и сам Нильс напоминал волшебного гнома из детских сказок. У него был открытый, бесхитростный взгляд и добродушная улыбка, которая внезапно появлялась на его лице и так же быстро пропадала. Время от времени он кашлял в кулак и потирал переносицу указательным пальцем.

Я изложила ему свою просьбу, и он согласился подвезти меня до города. Всю дорогу он болтал, рассказывая мне о новостях города, о шведской королеве, грядущих праздниках и экономическом кризисе. Однако Нильс старательно обходил тему моих отношений с Берном, и я его понимала. Это не Россия, где тебе могут открыто выразить сочувствие и поддержку. Здесь чужаков не любят и не принимают. Согласиться подбросить меня на машине – это одно, а посочувствовать тому, что у меня отняли ребенка, – другое. Хотя нас никто не мог видеть или слышать, но все равно эта тема была под запретом, и мы не поднимали ее.