Возвращаюсь к столу и останавливаю взгляд на высоком дереве за окном. Дуб с фотографии. Древний. Невозмутимый. На его величественных ветвях были качели Марка. Это дерево явно помнит дни, когда резиденции не существовало, возможно, оно помнит и много изощренных убийств…
Холод ползет по позвоночнику, и я стараюсь отвлечься на что-нибудь, пробегаю взглядом по документам. Лучше бы на дуб смотрела! На столе лежат выписки по компании «Аметистовые горы», а под ними прикреплены фотографии отца Макса – Габриэля Крауса.
Какого черта?!
Копаюсь в остальных документах, но ничего не нахожу, лишь договоры поставок, подряда, счета-фактуры, юридическая и бухгалтерская чушь по другим компаниям. Судя по содержанию, у семьи Гительсонов есть сеть гостиниц.
Но зачем Стелле информация о компании Краусов?
Надо бы осмотреть кабинет получше. Возможно, тетя даже слишком хорошо знает о том, чем занимается племянник, а значит, ее вещи могут дать подсказку.
В следующие полчаса я перерываю шкафы с папками, книгами, журналами и газетами, полезной информации не обнаруживаю, однако натыкаюсь на десятки новостных статей о маньяках. На верхней полке вообще оказывается целый альбом с коллекцией вырезок. Здесь и Чикатило; и ангарский маньяк; и убийца с шахматной доской (мечтал прикончить столько же человек, сколько клеток на шахматной доске); Панцрам, за которым тянется целая одиссея жестоких преступлений на нескольких континентах, о нем нам рассказывали на паре, говорят, его последняя фраза палачу перед виселицей: «За то время, пока ты возишься, я успел бы повесить дюжину человек»; а еще есть Зодиак; Тед Банди; вырезка по убийце из Поднебесной – аньхойскому зверю с его последними словами на суде: «Убивая людей, я получал удовольствие. Это толкало меня на новые убийства. Мне все равно, заслуживали они смерти или нет. Меня это не волнует. Я не хочу быть частью общества, оно меня тоже не волнует».
Я захлопываю альбом кровавых откровений.
Сглатываю.
Лео…
Он ведь не такой, да? Ему не все равно. У него… что? Есть оправдания? Серьезно? Оправдания?! Жестоким убийствам?! А может, ему просто нравится? Твою мать, даже если это не так, что меняется?
Он убийца!
Я кусаю ногти, сидя на шкуре бурого медведя и опираясь затылком о книжные полки, посматриваю на гребаную книгу ужасов в красной обложке. Возможно, тетя хотела разобраться в психологии всех этих людей? Ее муж – убийца. Племянник – убийца. Жуть.
Стряхиваю пыль с обложки и вновь открываю альбом. Виктору бы эта коллекция маньяков понравилась.
Листаю, листаю…
Большинство из них я знаю. Известные личности. Когда попадается кто-то неизвестный, останавливаюсь пробежаться по тексту. Меня поражает, что я никогда не слышала о Кровавой Мэри. Записи не из газет. Похоже на копии протоколов, но есть статьи из других стран двадцатилетней давности. Что-то мне подсказывает: их изъяли из общего доступа.
Последнее убийство, по данным следствия, было совершено четырнадцать лет назад. В вырезках говорится, что, когда Кровавая Мэри убивала очередную жертву, сомнений, что это была она, ни у кого не возникало, да и впоследствии сама убийца, имя которой не называется, вину не отрицала. Кровавую Мэри посадили. Хотя имеются свидетельские показания, что дело закрыли в срочном порядке, несмотря на море несостыковок, но они были слишком незначительными.
Говорят, что она делала ванны из крови своих врагов и что прятала под ногтями лезвия, протыкала жертвам глаза, кому-то – до, а кому-то – после смерти. Убитых находили с окровавленными лицами. Свои глаза Кровавая Мэри жирно подводила красным, но из-за черного капюшона мало кто их видел. Ходят слухи, что ее радужки и губы были такими же алыми, а еще говорят, что она носила на шее три массивных креста и их скрежет жертвы слышали, когда она приходила за их душами…
В комнате тухнет свет.
Я роняю альбом. За спиной – шаги, но… я сижу лицом к двери! Сзади стена. Никто не мог…
Стоп.
Люк?
Я уже собираюсь обернуться, как чувствую, что в затылок упирается твердый предмет. Слышу взвод курка. Это пистолет?! К голове приставили пистолет?! Я вскидываю руки.
– Кто. Ты. На хрен. Такая? – женский шепот. – И что ищешь?
О мой бог… Стелла? Или некто другой? По шепоту не угадать.
– Я потерялась! Случайно забрела в кабинет и дверь… она… в общем…
– Ложь.
В следующую секунду кто-то бьет меня в затылок рукояткой пистолета. Я теряю сознание…
Глава 31
Мне рассказывали, что знакомство с семьей парня – это неловкие вопросы и идиотские восклицания вроде: «О, я помою посуду, обожаю убираться…»; это волнение; умные фразы, чтобы продемонстрировать уровень интеллекта не ниже, чем у тушканчика; и комплименты, в том числе людям, которые рассматривают тебя, как таракана, выползшего из раковины. Ведь когда любишь человека, приходится говорить всякое тем, кто дорог ему. Даже если тебе они неприятны.