Адвокат олигарха

Упоминание о дневниках Ванессы Рудь всколыхнули в моей памяти рассказ о том, как дед, будучи маленьким мальчиком, видел у них дома Александра Мызина. Значит, об этих визитах должны быть упоминания в записях моей прабабки. Нужно всего-то забраться на чердак и разыскать красные сафьяновые тетради, в которые актриса заносила все события своей бурной жизни. Привычка обсуждать с Борисом любые идеи была так сильна, что я на автопилоте набрала номер кудрявого друга и только потом, слушая длинные гудки, вспомнила, что мы с ним в ссоре. Однако на том конце провода голос Устиновича-младшего уже выпалил свое коронное «внимательно», и я сразу же бросила трубку, как школьница, достающая звонками понравившегося парня. Борька тут же перезвонил, но я не стала брать трубку – пусть помучается.

До дачи деда я добралась, когда уже стемнело. Открыв дверь своим ключом, я неслышно вошла в прихожую, думая сделать родственнику сюрприз, и услышала, как Владлен Генрихович с кем-то ругается по телефону. Из кабинета доносился разгневанный голос деда, который злобно шептал на весь дом, чтобы неведомый собеседник оставил кого-то в покое и не смел к кому-то приближаться на пушечный выстрел. Разгоряченный беседой, дед вышел в коридор, держа у уха трубку, но, увидев меня, застывшую в дверях и прислушивающуюся к разговору, тут же нажал отбой.

– И давно, Агата, ты здесь стоишь? – сердито буркнул он.

– Вот честное слово, я совсем даже не слышала, как ты с кем-то ругался, – принялась оправдываться я. – Я просто в гости заглянула, но если я не вовремя, поеду к себе.

– Да ну, не выдумывай, – откликнулся дед. – Поешь, что найдешь в холодильнике, а я пойду к Витюше, у нас сегодня преферанс.

Лучшего поворота событий трудно было ожидать, поэтому я смиренно поплелась на кухню и загремела посудой, делая вид, что собираюсь пить чай. Дождавшись, когда дед хлопнет входной дверью, я вышла из кухни и, вооружившись фонариком, стала карабкаться по винтовой лестнице на чердак. Чердак представлял собой просторное помещение с аккуратно расставленной вдоль стен старой мебелью, в которой доживали свои дни мои старые игрушки. Несколько раз я предпринимала попытку проникнуть сюда и покопаться в забытых куклах и плюшевых мишках, но дед каждый раз пресекал эти поползновения. Отчего-то Владлен Генрихович считал, что мне не нужно вспоминать мое детство, и, возможно, он был прав.

При свете фонарика я приблизилась к окну, старательно задернула шторы и только после этого повернула включатель на стене. Чердак озарился мягким желтым светом, в котором весело плясали пылинки. Пройдя мимо серванта, секретера и парочки книжных шкафов, забитых раритетными книжками, я подошла к дальнему углу чердака и открыла дверцы старого платяного шкафа. Прямо передо мной на полке стоял картонный куб со словарными словами на пяти европейских языках, который бабушка смастерила для развития моей памяти. Такие упражнения прошли через все мое детство, и здесь, на чердаке, хранились напоминания о тех годах. За кубом лежали вращающиеся пирамидки с семизначными цифрами, глобус и скатанная в трубочку карта дачного поселка, нарисованная мной в семь лет после прочтения «Острова сокровищ» на языке оригинала. Оторвавшись от созерцания своих детских богатств, я подняла глаза и увидела красные потертые корешки. Вытащив из шкафа стопку прабабушкиных дневников, я уселась на продавленный диван, обитый медными гвоздями, и принялась просматривать записи. Пролистав пять тетрадей, в шестой я обнаружила то, что искала. Моя прабабушка действительно с редкой педантичностью фиксировала на бумаге все события, происходившие вокруг нее. Свой роман с коллегой мужа Ванесса Рудь описала с неменьшим старанием, чем болезнь сына или вручение мужу Сталинской премии в области исследований головного мозга.

* * *

Из дневника прабабки я узнала, что история эта началась тогда, когда базой для подготовки к Азиатской экспедиции была избрана дача семьи Рудь. Именно в этот момент легкомысленная Ванесса завязала отношения с галантным Алексом, как она называла комиссара отряда ученых-исследователей Александра Мызина. Моя легкомысленная прабабушка наобещала влюбленному в нее огэпэушнику, что оставит мужа и уйдет к нему, если Мызин сделает что-то такое, что затмит открытие Генриха Карловича, а именно – измерение и фиксацию излучений мозговых волн, названных физиологом N-лучами. На страницах красной тетради прабабка азартно рассуждала, кто кого победит: галантный огэпэушник с его наганом и беспринципной наглостью или ученый муж, которого поддерживал сам товарищ Сталин.