Адвокат вольного города 3 (СИ)

Своим новоявленным знакомым он не доверял и наверняка попытался бы бежать, если бы не понимал своей уже слегка поседевшей от такой жизни головой, что без лошади и припасов по бескрайней Кустовской степи он далеко не убежит. Любой встреченный охотник, крестьянин или путник поспешит сдать его полиции, где ему сначала основательно дадут по почкам, потом выяснят откуда он, а затем вернут на каторгу. За попытку побега накинут ещё пару лет всё той же каторги, чем существенно повысят шансы пребывать в ней, пока не умрёшь ещё до истечения срока, от тяжелого каторжного труда и быть похороненными на местном кладбище за частоколом основного корпуса. Лагерные называли это саркастически — «слинять на волю».

Всё это Манзыр, внезапно снова ставший вольным степняком, понимал, как и то, что, положившись на нанятого его родственником мутного типчика, есть шанс оказаться в Степи.

А я думал о том, что сначала рассматривал вариант, используя статус адвоката, добиться с ним свидания, поговорить, подтвердить его личность и предупредить о побеге.

Однако, во-первых, степень его адекватности мне неизвестна. Вот он как зыркает в окно, иногда напрягаясь, словно собрался выпрыгнуть из машины. Ну, если что, мы его поймаем, дадим воспитательных люлей и спеленаем буксировочным тросом, однако весь этот цирк с конями негативно бы повлиял на план. Риски что кто-то увидит, вмешается. Короче, тараканы в его степной голове — сами по себе проблемы. Во-вторых, он мог себя выдать. Собственно, по первой причине. В-третьих, когда Василий скажет «зоне» аривидерчи и сбежит, причем, вероятно, уже сегодняшней ночью, то по логике вещей будет внутреннее расследование обстоятельств побега. И тот факт, что к сбежавшему приходил адвокат, буквально за пару дней до побега, кому угодно покажется мегаподозрительным. А у меня и так проблем выше головы. В связи с этим, от встречи с таким крайне странным пассажиром, который к тому же учил русский язык непосредственно в местах лишения свободы, поэтому-то и понимал я его с трудом — заранее отказался на корню.

В какой-то момент мы выехали из полосы дождя, словно покинули проклятое место вокруг острога. А может так и было. Хрен разберёт местные законы физики, магия-то тут есть, может и проклятия погодные бывают.

Вокруг пели птички, было ветрено, влажно, но полотно дороги было сухим, кое-где от него отделялись боковые дорожки, уходящие в поля.

Наобум выбрав одно из таких ответвлений, я повернул и уже через километр притормозил на краю хаотичного скопления деревьев и кустов, слишком маленького, чтобы зваться лесом, но и пока ещё не вырубленного под распашку.

Существенно сбросив скорость и ничего не объясняя нашим пассажирам, я катился по грунтовке, пока не наткнулся на старое кострище.

Кто-то, какие-нибудь охотники или пастухи, жгли тут костёр и пили подкисшее пиво, пока травили байки. Придорожная романтика.

Выйдя из машины, осмотрелся, даже использовал магическое чутьё, но ничего подозрительного не заметил.

Заглянув в салон, жестом позвал степняка наружу. Пока он выходил, отнял у него ворох лагерного тряпья и открыл багажник, где отыскал ранее припасённую бутылку с растительным маслом.

Прощупав в пару движений тряпьё, вдруг наш новый приятель там что-то забыл, кинул его в кострище и со всей тщательностью полил маслом, следя, чтобы ткань пропиталась полностью.

Пока мои остальные спутники вышли и несколько недоумённо таращились на мои телодвижения, закончил эту процедуру и накидал в кострище побольше веток и остатков дров от прошлого костра.

— Рамсить будем? — почему-то набычился степняк.

— Чего? Нет, будем прощаться с Вашим лагерным прошлым. «Dieu le veut» можете не говорить, купать Вас тут тоже негде, да и традициям Вашим не соответствует, так что ограничимся сожжением одежды вместе с обитающими там клопами.

Я вручил степняку зажигалку и стал смиренно ждать, пока он догадается, что надо поджечь промасленную ткань его бывшей робы.

— Зачем это всё? — недоумённо спросил Чен. Джо хранил привычную невозмутимость, словно присутствовал при таком ритуале сотый раз.

— Ну, вообще-то нужно от одежды избавиться. Представь, на подъезде к городу нас тормозит полиция, мы выходим и один из нас одет в лагерную одежду? Или она валяется на заднем сидении? Подозрительно же? Ну и, считай, что традиция такая.

Тем временем степняк как-то нехорошо блеснул глазками, чиркнул зажигалкой и разжёг ткань.

Будучи пропитанной маслом, она сгорит вся, оплавятся до неузнаваемости пуговицы, сгорит нашивка, швы и воротник. Всё станет пеплом и смешается с пеплом от дров. А то, что костёр горит на месте костища гарантирует, что мы не спалим заодно весь лес, да и увидев свежие угли, никто ничего не заподозрит.

Психологический эффект от сожжения прошлого тоже был. Правда, новый степняк мне нравился ещё меньше прежнего. В красной рубахе его можно было бы принять за цыгана, но выражение лица и блеск глаз выдавали в нём отнюдь не прожжённого жулика, а кровожадного головореза.

Дав всем полюбоваться на костёр ещё какие-то пару минут, загнал всех обратно в машину и поехал.