А оркестр в этот момент заиграл «Марш Преображенского полка» – бодрое и энергичное произведение. Народу вокруг музыкантов собралось много. Город, в котором половина жителей так или иначе связана с морем, к звукам военных оркестров привык. Раньше в парках и скверах, да и на городской набережной, частенько можно было услышать звуки духовых инструментов. Горожане буквально слетались на эти представления. Обязательно какие-нибудь карапузы в морских фуражечках или бескозырках начинали забавно маршировать не в ногу, вызывая умиление и улыбки взрослых. Так вот, появление большого числа слушателей вдохновило оркестрантов, и они заиграли вальс «Осенний сон» Джойса. Этот вальс я знала отлично. Когда-то учила его к экзамену в музыкальной школе и до сих пор довольно прилично могу исполнить на фортепиано. Музыка перенесла в детство. Вспомнилась школа, где мое умение музицировать привлекало внимание мальчиков и вызывало зависть у некоторых девочек. Вспомнила и своего педагога по фортепиано – Татьяну Дмитриевну Романовскую, которая после выпускных экзаменов на общем собрании подводила итоги нашему обучению. Совершенно неожиданно услышала о себе: «Елена должна обязательно продолжить обучение в музыкальном училище!» Я чуть со стула не свалилась. Все годы она меня пилила, критиковала, шлепала линейкой по пальцам и писала в дневнике разные малоприятные – не вызывающие ни у меня, ни у родителей восторга – замечания. И вдруг – музыкальное училище – как гром среди ясного неба. Соученики повернулись в мою сторону с удивленными лицами, а Татьяна Дмитриевна повторила: «Да-да, Лене – в музучилище». После некоторого замешательства, я мысленно нос-то, конечно, задрала, а как же! Шестнадцать лет – самое время нос задирать.
Будучи невысокого мнения о своих музыкальных талантах, я пожала плечами. И припомнилось, как мама, подбадривая меня в первые годы учебы в музыкалке, говорила: «Учись, учись, вот выйдешь замуж за военного, поедешь с ним в военный гарнизон, а в руках – профессия, будешь детей музыке учить и всегда на хлеб заработаешь!» Ни в восемь, ни в двенадцать, ни даже в пятнадцать лет я еще не думала о замужестве, тем более с военным и жизни с ним в гарнизонах. Хотя папа мой был офицером, мы жили всегда в городах, а не в гарнизонах, и непонятно, откуда у мамы возникали такие мысли.
Музучилище представлялось мне такой вершиной, куда для продолжения обучения могут попасть только невероятно одаренные люди. Программа музучилища ассоциировалась с записанными на пластинках музыкальными произведениями. Куда мне до них! – думала я. После слов Татьяны Дмитриевны пробежала мыслишка: «Хорошо бы сообщить родителям о словах педагога, может, похвалят и порадуются». Но быстро отказалась от этой идеи – неизвестно, чем обернется ситуация. А зря, конечно. Вот теперь, спустя много лет, уже бабушка, с удовольствием хожу на занятия к педагогу, беру уроки беглой игры на фортепиано. Вечерами тихонько музицирую дома на электророяле и счастлива. Вспоминать это приятно.
И все-таки музучилище в моей жизни появилось. Больше десяти лет я консультировала руководство училища по правовым вопросам.
«Осенний сон», как и мои воспоминания, закончился, и зазвучал вальс «Амурские волны». В этот момент солнце осветило стропила полуразрушенного дома и что-то сверкнуло. Нет, не сверкнуло, а, наоборот, зачернело. Одним словом, нечто необычное появилось. Я сфокусировала взгляд, прикрывая ладонью глаза от солнечного света. И мурлыча себе под нос, «славно Амур свои воды несет…», склонилась над ограждением площадки. Картина, представшая перед глазами, заставила прекратить пение и покрепче ухватиться за перила.
Я заметила, как, высвеченный солнечным лучом, под самым верхом бывшей крыши, в месте соединения двух старых балок, темнеет то ли ящик, то ли сундук. Очень странно, он словно висел в воздухе. «Как же он держится там?» – подумала я. Подумала в первую минуту. А во вторую стала энергично соображать: что это такое может быть? Рабочие покинули объект пару месяцев назад. Как же они не заметили «нечто»? Возможно, снизу его не видно было. А как же они разбирали крышу? Мысли роились в голове и немного жужжали. Возникло детское ощущение предвкушения приключения. Готовность к поиску, к решению загадки, к чему-то таинственному и захватывающему. Похожие ощущения возникали в детстве при чтении романов Жюля Верна, Вальтера Скотта, Майн Рида, Фенимора Купера, Роберта Льюиса Стивенсона, и, конечно, любимого Марка Твена. Почти что с самых первых страниц этих книг ладони у меня начинали гореть и чесаться, под ложечкой подрагивало, словно в предвкушении опасных приключений, щеки краснели, и я полностью отдавалась процессу чтения. «Тихоня с азартом в крови», – говорил папа, если заставал меня за чтением книг в таком состоянии. Иногда случалось, что увлекательная книга была спрятана под учебник или в ящик стола – прямо в раскрытом виде – и папа, заходя ко мне в комнату, довольно быстро определял, чем я занимаюсь, говоря: