Адвокатская этика (СИ)

— Привет, — поздоровался я, когда Ольга взяла трубку. — Ты там как?

— Гордин, думаешь, за те пару часов, что ты отсутствуешь, со мной что-нибудь случилось? -

смеясь, выдала она.

Я цокнул языком и закатил глаза.

— Сарказм так и хлещет. Значит, всё хорошо.

— Андрей, ну правда, я лежу на диване, листаю журнал, думаю, какой сериал посмотреть.

Так что всё нормально, не волнуйся.

ЕЙ было скучно, я это слышал по интонации, но таковы были мои условия: из дома ни ногой. Пусть

Ольгу это и удручало, пусть она и чувствовала себя взаперти, сейчас её безопасность превыше всего.

Я не переставал думать, что Антипов захочет с ней поквитаться. Это не было паранойей, это была логика. Почему? Потому что однажды он уже так поступил. А я прекрасно знаю, как часто у преступников случаются рецидивы, эта статистика огорчает и заставляет быть начеку.

Что ему нужно? Узнать, где жена, чтобы всеми силами убедить её забрать заявление.

Опять же это не догадки, а предсказуемый ход, на который он скорее всего пойдёт.

Ко мне не сунется — побоится. У этого м*дака на мужиков рука не поднимается, только на женщин.

И какой бы Оля сильной не была, как бы не изучала и не практиковала приёмы самообороны — он сильнее физически, он крупнее и, главное, он злее. Находясь в безнадёжной ситуации, он пойдёт на всё.

Чтобы этого не случилось, Ярцевой придётся придерживаться тех правил, которые я установил.

Спасибо, что она вообще согласилась, а не стала строить из себя супервумен, неразумно заявляя, что справится сама. Её адекватность восхищала меня, она всё прекрасно понимала. Всё. И даже то, что сейчас ей не надо надевать свою многослойную броню. Ей она уже не нужна, потому что я рядом.

Она это знала… Приняла. Я выдохнул.

— Ольк, не скучай там, звони.

— Если что-то случится, обязательно позвоню.

Я снова закатил глаза.

— Оль, даже если ничего не случится. Звони, — сказал я строго, и ироничный тон Ярцевой сошёл на нет.

— Да, хорошо…

— Умница.

— Я взяла нам кофе! — прервала наш разговор Лена. — Жду в машине.

Я повернул к ней голову и кивнул, давая понять, что услышал.

Заправившись, мы продолжили путь. Я был уверен, что Лена снова захочет засунуть свой любопытный курносый носик в мою личную жизнь, но нет. Мы ехали молча.

И уже подъезжая к Твери, она обернулась ко мне.

— Дядя Андрей, — её голос дрогнул, я догадался, какая просьба будет озвучена: — А мы можем заехать к маме? На минуточку?

Волна грусти нахлынула на нас обоих, и я ответил:

— Да. Конечно.

Сменили направление и поехали в сторону кладбища, где уже более десяти лет покоилась мама

Лены. Эта трагичная история нашей семьи навсегда объединила нас, заставляя держаться друг за друга. Когда Лене было десять лет, её маму сбила машина.

Насмерть. За рулём сидел, как оказалось, сынок местного депутата. Мой двоюродный брат — отец племяшки — потерял какую-либо надежду добиться справедливого суда над убийцей.

Он гнал на красный, превысил скорость — мажор был виноват по всем статьям, вот только влиятельный папочка предпринял всё, чтобы попытаться отмазать сынка.

Чего только мы не получали: и угрозы, и предложения о подкупе. Сумма, к слову, была впечатляющей, но мы потеряли члена семьи, и никакие деньги не смогут вернуть любящую жену и мать.

Брат тогда запил. Это был трудный период, он не справился. Я вместе со своим приятелем — Пашей

Даниловым — взялись за невозможное. В то время опыта в уголовке у Пашки было больше, чем у меня. Моя основная стезя — бракоразводные процессы. В этом я был силён, а вот Данилов, наоборот, брал эти дела, что называется, из-за скуки.

Мы смогли добиться того, чтобы подонка упекли в тюрьму. Нам пришлось бороться не только с папашей-депутатом, нам пришлось переломить подкупленного им судью. И как только справедливость восторжествовала, начался второй этап нашей непростой семейной драмы. Брата я определил в частную анонимную клинику, где он проходил лечение, и по сей день к рюмке он не прикасается. Тётя Лида всё время проводила с маленькой Леной: мать она ей, разумеется, не заменила, но женской ласки и тепла дала столько, что племянница чувствовала, что её не бросили.

Как только остановились у ворот кладбища, я приобнял Лену за плечо, и мы пошли.

Позитивная, светлая, добрая Лена на глазах становилась закрытой, погружаясь в скорбь.

Мы дошли до могилы, я отошёл, тактично оставляя её наедине с мамой. Племяшка провела ладонью по надгробию, о чём-то мысленно общаяась с мамой, мне было больно на неё смотреть.

А потом она замерла. Судорожно выдохнула. Я заметил, как задрожали её плечи, и подошёл.

Обнял, прижал к себе, заботливо гладил по голове. Молча отдавал ей свою любовь, но этим не возместить горечь утраты.

Она смирилась, время притупило боль. Но она никогда не перестанет скучать по своей маме.

Никогда…

Сколько мы пробыли у могилы — я не знал, перестал следить за временем. Лена отлучилась в церковь, что находилась неподалёку, сказала, что хочет поставить свечку, я же остался стоять у машины.

Её печаль, безусловно, передалась и мне. Я нахмурился, скрестил руки на груди и задумчивым взглядом уставился на гравий под моими ногами.

34