Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

Тревожило меня то, что Мата сильно замыкалась на нашей семье. Первые два года друзей у нее так и не появилось, несмотря на наши попытки познакомить девочку со сверстниками (через детей знакомых и родни в основном). Со всеми гостями она была одинаково вежлива, но заинтересованности ни к кому не выказывала и отношений поддержать не стремилась.

Хотя Антончик, старший Мишкин, втрескался в нее, что называется, по уши. Звонил каждую неделю, а то и чаще, иной раз и в гости заехать норовил. Но юная мавританка была с ним подчеркнуто холодна. Типичный разговор по телефону:

— Да. Хорошо. Зачем? Я тебе вышлю и-мейлом. Нет. Я занята. И в четверг тоже. Вряд ли. Пока.

Первые годы это было еще уместно, но время шло, Мата взрослела и, кстати, все более красивела. Да, мы к ней привыкли и привязались, но не могла же девочка всю жизнь провести при нас. Это нездорово. А уж когда открылась ее особенность… Нет, не то чтобы я хотел Мату куда-нибудь сбагрить. Просто мне казалось, что если она влюбится, если появится у нее, так сказать, простое женское счастье, то начнется для Маты иная жизнь, в которой уже не будет места… ну, вы понимаете, о чем я.

Как потом оказалось, мои предположения были, в общем-то, недалеки от истины.

Антончик — парень хоть и башковитый, но шебутной. И Мате он не нравился. Надо было ей серьезно расширить круг знакомств. Во многом именно поэтому мы стали готовить ее к поступлению в вуз. «Выйти удачно замуж», как шутили в прежнее время. Даже специально на «факультет невест» направили, чтоб наверняка. Разумеется, ей я ничего о своих планах не сообщал. Мата поступила под чутким руководством Кати и при тайной финансовой подстраховке с моей стороны.

Только когда она уже начала ходить на первые занятия, до меня дошло, что же я натворил. Отводя от горящего дома, вывел на минное поле. Того и гляди, начнут пачками дохнуть неадекватные преподы и хамоватые студенты. Вам, может быть, смешно, но посмотрели бы вы моими глазами!

Риск был велик. В какой-то момент, на второй неделе, я уже надумал забрать ее. Но не стал. Ведь это, может, последний шанс для девочки нормально влиться в общество. С замершим сердцем я ждал. Неделя, другая. Первый месяц, второй. Конец семестра… Все вроде шло замечательно. Мате нравилось. Впрочем, нравилось именно учиться. Мои надежды на социализацию не оправдались. Число звонков заметно увеличилось, уже не один Антончик звонил, и другие ломающиеся голоса извинялись в трубке, прося подозвать Мату. Но та всех методично отшивала. Помню, рассказывала она как-то про учебу, и я спросил между делом:

— А как там у вас в группе, парни есть симпатичные?

— Не знаю.

— Как это? Ты же учишься с ними.

— А я на них не смотрю.

Хотел было спросить: «Почему?», но сдержался. Лучше не задавать вопроса, если не готов услышать ответ. Но выслушать все равно пришлось — пару лет спустя.

* * *

Мне все было неспокойно. Все хотелось проконтролировать. Уберечь… Начал я отпрашиваться с работы, заходил к Мате на переменах, познакомился с преподами и сокурсниками. В основном, естественно, там были сокурсницы, если не считать трех худосочных очкариков. Я лебезил перед этими сопляками и соплюхами, расписывая, какая у Маты трудная жизнь, что с ней нужно помягче… Пивом угощал. Эх, дурак-дурак. Хотел их от беды уберечь, а вышло-то совсем наоборот.

Это было в мае, когда сессия уже вступала в апогей. Я узнал, причем случайно, что Валя Гурьина, одна из сокурсниц, с балкона прыгнула. Жива осталась, но… восстановится вряд ли.

Тогда я решился наконец поговорить с Матой. Выбрал время, — Катька беременная на перине почивала, телек смотрела, а мы вдвоем в магазин пошли. И вот, идем, на солнце щуримся, тополиный пух ботинками разгоняем. Обошлись без вступлений:

— Вальку-то за что?

Не удивилась и взгляда не подняла. Ответила ровным голосом:

— Она вас оскорбляла, дядя Петя.

С тоски даже усмехнулся собственной тупости. Догадывался, что нелепо выгляжу со своей чрезмерной опекой — все-таки первый курс, а не первый класс. Но не думал, что могу превратиться в объект насмешек. Да что там могу — обречен. И автоматически обрек тех, кто насмехался. Но…

— Это же ерунда, Мата. Мне ведь от этого ни холодно ни жарко. Я даже не знал и не узнал бы никогда.

— Я знала. Такое нельзя терпеть, дядя Петя.

— Мата, это ненормально, когда за шутку, пусть даже злую… люди расплачиваются жизнью.

— Дело не только в шутке. Все, кто умерли, заслуживали этого.

— Может быть. — Я вздохнул и покачал головой. — Но на сердце-то все равно тяжело…

Она помолчала чуть, а потом вдруг кивнула, еле заметно:

— Тяжело.

Мы прошли до конца дома. На перекрестке подождали зеленый свет, хотя машин не было.

— Я бы хотел попросить тебя на время оставить учебу.

— Да, дядя Петя.

— Кате нужна помощь. А потом еще больше понадобится.

— Конечно, дядя Петя.

На этом разговор закончился.

Мне хотелось верить, что дело прояснено и трагедий больше не последует.

Но все оказалось не так просто…

* * *

Не хочу, чтобы вы представляли Мату как какую-нибудь болезненную маньячку.