Я нашел его не на сцене, как полагал вначале, а среди зрителей, на балконе Колодца. Он не ожидал встречи со мной, конечно. Он ждал Катерину. А мне надо было сказать ему всего два слова. И посмотреть, как он отзовется. Внизу творилось обычное черт-те что: труппа из Киригуа показывала «Ричарда Третьего» на ацтекском языке, актеры рычали и шипели, и Ричарду гораздо больше бы сгодилась шкура ягуара, нежели дотошно смастеренное облачение короля. Помню, что разглядывал Квапаля, как восковую куклу в музее; искал следов вчерашнего побития — но ничего… И все-таки это был он, с кем я схватился на древке, — во всяком случае, тот, кто напугал и заворожил Катерину, — я узнал по голосу.
И даже если бы не этот тягучий ацтекский выговор… разговор был в точности как давешний бой: с разведкой, с осторожными бросками на пробу и даже с масками. С той разницей, что можно было смотреть прямо в глаза. В моих дозволенно билось нетерпение охотника. Его — просто черные, как полированная пластмасса, гляделки. В них отражался Колодец, горящая смола в плошках, прорезные оборки провинциалок. Но себя я там не видел. Голова кружилась: жарко… и я был слишком близко к развязке. По крайней мере, к одной из… Всего-то два слова, и посмотреть… а вот мы оба медлили, он растягивал гласные, я тянул время. Он сделал вид, будто ему интересно, что происходит на сцене: уперся локтями в парапет, зенки свои нелепые в бинокль упрятал, и тут потные осветители развернули декакиловаттные юпитеры к небесам.
— Что-о? — Он обернулся. — «Самсон»?
Белые лезвия света вверху сошлись с ощутимым шипеньем.
— Для чего ей это?
Такая нынче у него была маска — он говорил только о «ней», о рыжеволосой женщине. О Катерине.
— Ей-то незачем. А вот мне нужно. Послушай, я даже…
— Нет, — отвечало это чудище. — Тебя не буду слушать. А ей отдам. Пусть сама приходит. Без тебя. Ты лучше… вообще там не появляйся, понял?
Сейчас даже самому трудно поверить, до чего странный был разговор, весь недомолвками… Квапаль исчез, спустившись куда-то вниз, к самому жерлу Колодца. Я остался, озадаченный. Два кусочка мозаики сложились, и загадочный Самсон сошелся с ночным бойцом, как орел с решкой. Однако монета подвела, встала на ребро — Катерина! Я совсем забыл, заставил, видно, себя забыть о том, что было несколько часов назад. Бросился прочь из Колодца, потому что нужно было найти ее. Сразу в аэропорт? Нет… Ее рейс только утром, успею. Сначала в «Нопаль»… и тут, наверное, подвело воображение, разогретое в общей моей горячке ловли. Представилось, как я вхожу в абсолютно пустой номер. Там не просто чисто — стерильно. За ней уже убрали, да так, что не узнать, была ли вообще эта женщина или померещилось… В изумлении от этой нелепицы я уже видел себя мотающимся с высунутым языком по всему Теночтитлану: Кухум Виц, «Опоссум», «Голова», даже развалины «Корневища», тольтекская слобода и, наконец, «Ягупоп» — безрезультатно…
Боги Ацтлана, найти-то я ее найду, но что ей скажу? Дескать, дорогая моя, я ничего не объясняю, но мне очень нужно, чтобы ты… как можно скорее отправилась в «Ягу-поп». Там ты побеседуешь с известным тебе человеком… и кое-что от него получишь… и принесешь это мне… Так вот — просто.
И тут я понял, что этого не будет. Какое-то озарение, полсекунды. Сантименты? Ревность? Какое там… Просто железная уверенность в том, что я ничего не сделаю и никуда вот сейчас не пойду. Я остановился. Что-то со мной происходило, может быть, столбняк напал прямо в месте, приютившем днем «кактуса». Только что было жарко, лицо горело, привычный пот стекал по позвонкам. Так и стекал — только холодный. Черт меня подери, я почти не успел осознать, какое решение я принял, не знал еще, что это такое, — а меня больно толкнул в спину и тут же зашел спереди, как бы для извинения, Декан Лелюк.
— А, Тарпанов, — пробурчал он, — что вы встали пень пнем?
Я разинул рот и тут же его захлопнул. Ну да, вчера у «Корневища»… Сейчас мы тоже были в толпе и где-то неподалеку стояла моя «сюиза», но Декан поглядел на меня мельком и пошел влево, под арку. Я поплелся за ним. Мы сели на каменную горячую ступеньку.
Декану жара досаждала не меньше, чем прочим. Он развязал шейный платок, вытер лицо и руки. Фонарь ложился мокрым бликом на залысины. Лелюк не выглядел сердитым.
— Ну что? — сказал он без выражения. — Сомневаетесь? В отказ решили уйти?
И опять я промолчал. Слухи ходили, конечно, всякие: якобы в лобные доли у него вшиты чипсеты, и стеклянный глаз от ИБМ, и что рука у него не дрогнет — ни правая, ни левая, и что он предпочитает яд… Чушь. Было ясно, как на ладони, что он не просчитал меня волшебным образом. Просто он все это видел так много раз… Лелюк потряхивал платок, щурился:
— Вы будете говорить с этой женщиной, Катериной. Убедите ее. Кватепаль не даст вам ни одного шанса, он свято верит в историю о рыжеволосой женщине. Так что не вздумайте уйти с этого пути, Тарпанов. «Самсон» необходим, без него Перо вы не возьмете. Это сильное средство.
— Я бы обошелся и чем попроще.