Съемка напоминала блеклый видеофильм из восьмидесятых, который уже много раз копировали. Преимущественно в светло-коричневых тонах, по иронии судьбы идеально гармонировавших с дорогущим интерьером скай-сьюта.
А все так же страшно.
Качество съемки было отвратительным, но причина дергающегося и нечеткого изображения коренилась не в воспроизводящей технике, а в дешевой камере, которая снимала этот ужас. К тому же она находилась слишком далеко. Минимум в десяти метрах от женщины, которая боролась за свою жизнь.
Он вздрогнул, когда телефон снова завибрировал.
— Вам нравится программа на борту самолета? — спросил голос Джонни Деппа, сопровождаемый уже знакомыми звуками дыхания самого говорящего.
— Откуда это у вас? — спросил Матс, остановив видеозапись.
— Не важно. Просто используйте!
Матс помотал головой.
— Кайя наизусть знает это видео. Оно уже ничего в ней не вызовет. Она переработала те события еще в школе.
Джонни рассмеялся, как робот.
— Нет. Никто не может полностью переработать такую драму, какую пережила Кайя.
Матс беспомощно вздохнул.
— Допустим, но ваш план все равно не сработает. Мне потребовалось несколько лет, чтобы стабилизировать душевное состояние своей пациентки. Десятки сеансов. — Он щелкнул пальцами. — Я не могу все так просто отменить за несколько секунд. Мне очень жаль, но психика не аппарат, который можно включить и выключить. Даже если бы я хотел, то не смог бы повлиять на Кайю Клауссен за несколько часов, чтобы она воплотила свои фантазии о насилии и устроила массовое убийство.
— Не говорите ерунду, — резко возразил Джонни. — Подумайте об одиннадцатом сентября. Чтобы построить Северную башню Всемирного торгового центра, потребовалось семь лет. А чтобы разрушить — всего один час и сорок две минуты. Сломать что-то всегда удается быстрее, чем починить. Особенно это касается души, верно, доктор Крюгер?
Матс застонал, представив огненный шар взорвавшегося самолета. Картина была ужасна не только потому, что он сам сидел в обреченной на крушение машине, а потому, что Матс знал: Джонни сказал правду.
— Все, что вам нужно, — сильный толчок, удар, который настолько разрушит фундамент психики Кайи Клауссен, что карточный домик ее самообладания рухнет. И вы это можете, я знаю, доктор Крюгер. Данное видео — дополнительный инструмент в ваших руках, который ускорит процесс.
— Там есть что-то, чего я еще не знаю?
— Дождитесь девятой минуты.
— Что там произойдет? — еще раз спросил Матс, но связь оборвалась.
Шантажист передал сообщение и остался верен своей линии: не говорить больше, чем было необходимо. Матс почувствовал отвращение и любопытство. Наверное, то же самое испытывают зеваки на месте трагедии, когда они не на сто процентов уверены, какой ужас скрывается за ограждением. Он тоже не знал, что именно содержит видео, которое должно было помочь ему психически уничтожить Кайю. Превратить ее в того, кто будет желать смерти себе и другим.
Как тогда, во время ее первого телефонного звонка.
Когда она сидела в школьном туалете.
С оружием в руке.
Матс попытался перемотать видео до указанной минуты, но с техникой он не дружил. И с первой попытки перепрыгнул сразу в конец.
Матс вспотел. Его пальцы оставляли влажные следы на пульте управления, но ему все же удалось найти медленную перемотку.
Когда он наконец дошел до восьмой минуты, за спиной у него щелкнуло.
— Доктор Крюгер?
Он обернулся на женский голос, сумев при этом выключить монитор.
Слишком поздно.
— Вы смотрите телевизор? — хотела знать стюардесса.
С напряженной улыбкой она поставила корзинку с фруктами на буфет рядом с раздвижной дверью, через которую вошла.
— Что вы только что смотрели?
Матс не знал, что ему ответить Кайе Клауссен.
Глава 16
Что-то было не так.
Фели это буквально почувствовала. Правда, не нужно быть ясновидящим профайлером, чтобы заподозрить что-то неладное при виде приоткрытой квартирной двери в Берлине. Вайсензе,[5] конечно, не Бронкс, и все-таки в многоквартирных домах здесь редко бывают дни открытых дверей.
— Неле? — позвала она во второй раз, после того как сначала позвонила, а потом постучала, но ей никто не ответил.
Как и ожидалось.
Фели прошла по коридору, и у нее защемило в груди, когда она заглянула в маленькую, недавно оклеенную обоями детскую комнату. Со старинной — видимо, с блошиного рынка — отреставрированной колыбелью и современным пеленальным столом с лампой-обогревателем.
Она направилась дальше и вошла в гостиную. Творческий хаос, царивший здесь между диваном, телевизором и письменным столом перед окном, напомнил ей о том времени, когда она сама еще жила одна и иногда чувствовала себя одинокой, но свободной.