Аэрофобия

«…Какова вероятность благоприятного исхода полета самолета, в котором мне, пассажиру, довелось лететь?»

«Какова вероятность сбоя системы «человек-среда-машина-земля?»

«Я не трус, но я боюсь сбойной ситуации в воздухе. Я знаю, риск есть, дайте мне цифру. Ну, сколько процентов риска? Один? Пять? Пятьдесят?»

«Все ли сделал пилот для полного обеспечения безопасности этого, моего полета? Он — стопроцентно уверен?»

«Пилот в воздухе должен избегать любого риска, даже малейшего».

«Если бы я перед полетом знал степень риска в процентах, то дождался бы всех ста процентов и только тогда бы полетел».

«А как в полете пилот определяет в процентах степень риска?»

«А что вообще пилот делает, когда риск появляется? Он ведь обязан вернуться».

«А есть ли на самолете «защита от дурака?» Если пилот вдруг нажмет не на ту кнопку?»

«А пилот в полете боится? Я вот на своей работе, когда уверен на все сто процентов, никогда не боюсь! Трусость — удел слабаков! Пилот не имеет права на слабость!»

«А мне вот в полете страшно. Я не уверен. Я не пилот».

«Дайте мне гарантии. Я заплатил за услугу. Дайте гарантии!»

«Я боюсь летать! А-а-а-а! Боюсь! Да — я трус, я слаб, я не мужик, успокойте, дайте гарантии! Я умру от страха в полете! Что делать, что делать? Водки… скорее…!»

Примерно такие мысли постоянно преследуют бедных, запуганных некомпетентной болтовней пассажиров. Аэрофобия… черт бы ее забрал.

Все мы ездим на автобусах и все знаем, что уж больше, чем нарушают правила движения водители маршруток и автобусов, обычно, вряд ли кто на дорогах нарушает. Многие из них недоучены, имеют опыт езды только на легковушке; вот как на легковушке — они и носятся, нас с вами возят. Убивают, кстати, сотнями.

Давайте бояться. «А-а-а-а! Не сяду в автобус, в маршрутку! Дайте гарантии! Деньги плочены! Водки, водки мне!»

Давайте тогда бояться ездить и на такси.

Мы понимаем, что, сев в транспортное средство, становимся заложниками мастерства водителя. Некоторые думают, что успеют вмешаться в процесс принятия решения водителем и как-то на него повлиять. Ну, кулаком в спину.

А вот на самолете — никак не повлияешь. Дверь закрыта — все. Заложники!

На паровозе хоть стоп-кран есть, гипотетически его можно дернуть и остановить состав.

На корабле хоть за обедом в кают-компании можно попенять капитану, мол, куда же он прется: на айсберги!

«А на самолете ты — груз. Для пилотов ты — загрузка и центровка. Именно эти качества пассажиров принимает в расчет летчик. Он рассчитывает, что пассажиры не будут бегать по салону, не станут пользоваться электронной аппаратурой, не будут курить и втыкать окурки в щели воздушной магистрали. А курить хочется… Лучше всех людей привязать — для их же безопасности. Груз должен быть пришвартован, а его вес приложен в строго определенной точке. Вот и отношение… как к грузу».

Действительно, все делается для вашей же безопасности.

А журналисты говорят: «Пилот по громкой связи сообщает пассажирам, что предпринимает все меры, а сам лезет в грозу из-за какой-то экономии топлива…»

«Какой ужас — падать четыре минуты и знать! «Вот оно! Случилось! Мама!»

«Господи, я, активный, деятельный человек, привыкший контролировать любую ситуацию, в которую попадаю, — сейчас бессилен! И ни-че-го не могу сделать! Это невыносимо!»

Не переживайте. Пилот действительно вас довезет. Все экипажи, ну, 99,99 процента, довозят. Вероятность погибнуть в железнодорожной или морской катастрофе, в автобусе, на велосипеде — гораздо выше, чем на этом раздолбанном самолете, с этим разгильдяйским экипажем.

Когда я начал летать на одномоторном Ан-2 над бескрайней тайгой, где иной раз на сотню километров нет ни полянки, мне сначала было страшно: «А вдруг!»

Но рядом летали мои коллеги, такие же, как и я, и постарше. Острое чувство, постоянно бередившее душу, было: не опозориться перед лицом своих товарищей.

Еще одним чувством, заполнявшим всего меня, был восторг.

А потом пришло чувство уверенности. Сначала робкое: «Кажется, я справляюсь». Потом, по мере возмужания, формулировка изменилась: «Справлюсь, даже в сложной ситуации; опыт есть». А уже с возрастом прочно вросло и утвердилось: «А кто же, как не я. Я-то как раз и справлюсь. И научу молодого».

Процентов степени риска в воздухе нет. Зато есть твердая уверенность капитана: «Небо — мой дом; а в своем доме я хозяин, и порядок там соблюдаю, и с огнем играть не собираюсь, и пожара не допущу».

Какое там еще самоутверждение на грани! Да это давно пройденный этап телячьей юности.

Как вы думаете: опытный музыкант перед концертом боится сбиться на самом красивом месте?

Если боится, значит, он не готов к выступлению.

Наоборот, настрой, чувство готовности, собранности, уверенности — дают возможность пальцам справляться с клавишами «на подкорке», а мозг будет занят решением задачи, как лучше истолковать и донести до зрителя смысл вещи.

То есть: профессионал не думает об исполнении. Он решает задачи более высокого порядка.