АЭРОПОРТ

На обратном пути в поезде Харьков — Москва она опять пыталась читать ту же книгу, с той же самой страницы. Но буквы снова не складывались в слова. Выходя, она забыла раскрытую книгу На столике купе.

* * *

В КАПе, среди порохового смрада, среди обстрелов, следующих один за другим, Алексей сидел, прислонившись спиной к холодильнику с «дневальными» и просматривал на экране камеры то, что он наснимал за день. Вдруг в правом бедре что‑то завибрировало, пикнуло и прекратилось. Алексей достал оживший телефон и прочитал сообщение от Ники: «Я люблю тебя! Возвращайся!».

Перед тем как взрывная волна подняла его в воздух, ударила головой о железную сваю подоконника, и тусклый свет дня сменился для него ночью, он успел отправить ей короткий ответ из одного слова: «Iloveu»

* * *

Когда измученная за сутки проводница зашла в купе, оставленное Натальей Сергеевной, чтобы забрать стакан в металлическом подстаканнике — гордость и фирменный знак РЖД, она нашла на столе открытую толстую книгу. Уселась, подперев голову рукой, и стала читать:

«Людмила Николаевна подошла к могильному холмику и прочла на фанерной дощечке имя своего сына и его воинское звание. Она ясно ощутила, что волосы ее под платком стали шевелиться, чьи‑то холодные пальцы перебирали их.

Рядом, вправо и влево, вплоть до ограды, широко стояли такие же серые холмики, без травы, без цветов, с одним только стрельнувшим из могильной земли прямым деревянным стебельком. На конце этого стебелька имелась фанерка с именем человека. Фанерок было много, и их однообразие и густота напоминали строй щедро взошедших на поле зерновых...

Вот она, наконец, нашла Толю. Много раз она старалась угадать, где он, что он делает и о чем думает, — дремлет ли ее маленький, прислонившись к стенке окопа, идет ли по дороге, прихлебывает чай, держа в одной руке кружку, в другой кусочек сахара, бежит ли по полю под обстрелом...

Ей хотелось быть рядом, она была нужна ему, она бы долила чаю в кружку, сказала бы «съешь еще хлеба», она бы разула его и обмыла натертую ногу, обмотала бы ему шею шарфом. .. И каждый раз он исчезал, и она не могла найти его. И вот она нашла Толю, но она уже не нужна была ему.

Дальше видны были могилы с дореволюционными гранитными крестами. Могильные камни стояли, как толпа старикову никому не нужных, для всех безразличных, — одни повалились набок, другие беспомощно прислонились к стволам деревьев.

Казалось, небо стало какое‑то безвоздушное, словно откачали из него воздух, и над головой стояла наполненная сухой пылью пустота. А беззвучный могучий насос, откачавший из неба воздух, все работал, работал, и уже не стало для Людмилы не только неба, но и не стало веры и надежды, — в огромной безвоздушной пустоте остался лишь маленький, в серых смерзшихся комьях, холм земли».

Проводница смахнула слезу, закрыла книгу, прочитала название — «Жизнь и судьба»[162]. Взяла ее с собой и вышла из купе, забыв о подстаканнике...

ГЛАВА XV КСЮША

...Разве можно понять что-нибудь в любви?

Булат Окуджава

Они молча лежали в постели и внимательно изучали потолок, будто где‑то там наверху завитым курсивом вот-вот выплывет ответ на немой вопрос каждого из них: как жить дальше?

Когда стало ясно, что никакого штурма Солегорска не будет, потому что «жидобандеровские каратели, посланные киевской хунтой»: а) не готовы воевать в городе и б) не готовы воевать в принципе, — Алексей получил от редакции разрешение вернуться в Киев, чтобы отдохнуть и «перезарядить обойму».

Ксюша его не дождалась и вернулась в Даллас рейсом через Франкфурт, сославшись на то, что она не может пропустить визит к врачу, «ничего-серьезного-женские-дела». Они очень мило поговорили по телефону, признались друг другу в вечной любви и в том, что они оба безумно скучают друг по другу, что, в общем‑то, и было истинной правдой.

Когда он позвонил Нике и сказал, что возвращается в Киев, та просто сказала ему:

— Моя подруга уехала к родителям на неделю. Ты можешь остановиться у меня, если хочешь.

Вот это самое «если хочешь», проверенное и исправно работающее оружие женского шантажа, и перевесило все остальные соображения. Алексей остановился у нее, хотя в гостинице у него был забронирован номер. Он связался по телефону с ресепшн и попросил дежурную ни с кем не соединять его, сказать, что «у них на этаже что‑то с линией», и попросить звонящую или звонящего набрать его мобильный украинский номер.

Итак, в маленькой уютной квартире на Тарасовке, в центре Киева, на широкой удобной постели Алексей и Ника строго выполняли наставления его редакции — «перезаряжали обойму».

Все бурное, физическое, биологическое, эмоциональное, с отбрасыванием туфель, срыванием одежды, покрывала, одеяла, простыни, подушек, с криками, стонами и даже слезами было уже позади. Они уже успели отдышаться. Чувства немного притупились. И разум снова начал задавать тот же проклятый вопрос: что дальше?