Аэропорт

А между тем Украинский дом вдруг опустел. У дверей появились крепкие ребята в штатском, и в зал решительной походкой вошел высокий, статный, седоватый человек средних лет, в строгом, хорошо сидевшем на нем сером костюме, без галстука. Он стал медленно обходить выставку, останавливаясь у каждого портрета, у каждой военной фотографии.

За ним следовали помощник, две журналистки без камер и начальник охраны. Никто не нарушал мертвую тишину в зале. Даже Нике пришлось ожидать снаружи.

Седеющий красивый человек не был царем горы, он не был королем быдла, хотя некоторые, за спиной, называли его шоколадным королем. Сам он, испробовавший кучу профессий, высокие государственные посты, с нуля создавший свою мини-бизнес-империю, в своей прошлой жизни называл себя просто бизнесменом. Как любит говорить его vis‑a‑vis, тот самый Царь горы МБЧ, «скромность устрашает». Однако скромность Президента никого не устрашала, особенно тот вольный народ, который честно его избрал.

Он не был человеком войны. Он не хотел воевать. Он не знал, как это делать. Даже для мирной жизни у страны не было достаточно денег, а ей приходилось вести кровавую войну, никому не нужную ни в Украине, ни в России, кроме одного-единственного Маленького Большого Человека, который и сам толком не мог объяснить даже самому себе, зачем...

Президент с печальными усталыми глазами в красных прожилках медленно шел от портрета к портрету, склоняя время от времени голову, словно отдавая поклоны.

Вот он остановился у последнего портрета. В Аэропорту, на уцелевшей части одной стены, оставался большой кусок потрескавшегося зеркала с расходящимися паутиной кольцами от пулевых отверстий. Лицо грустного и усталого пожилого человека в каске, который смотрел на себя в зеркало, было не в фокусе. Он сделал этот автопортрет от бедра, и фокус пришелся на трещины на переднем плане.

— Шестьдесят первый, — вслух сказал Президент, словно все это время считал про себя количество фотографий киборгов на стенах.

— Простите, господин Президент, на самом деле киборгов на этих фото всего шестьдесят, — мягко поправил своего шефа помощник, стоя за его спиной. — Это не киборг. Это сам фотограф.

Президент повернулся к нему. В его глазах впервые появилась какая‑то эмоция, кроме печали и скорби.

— Я знаю, кто это, — сказал он в лицо помощнику. — Это вы не киборг. А их здесь шестьдесят один. Так и запишите.

Две журналистки усердно стали записывать за ним в свои блокноты.

На выходе у дверей Президент остановился, повернулся в пустой зал и тихо сказал, словно отвечал на чей‑то вопрос:

— Это бетон не выдержал...

— Простите, что? — переспросил помощник, пока журналистки переглядывались между собой с немым вопросом.

— Ничего, — ответил Президент и вышел из зала. — Ще не вмерла...

Потом тысячи людей проходили за день через выставочный зал. Женщины рыдали, некоторые мужчины тоже не могли сдержать слез. Посреди зала, как на похоронах, вырос огромный холм из цветов. Очередь на улице растянулась через площадь до гостиницы «Днiпро».

В конце дня, когда последние посетители разошлись и пожилая женщина в синем халате начала призывно звенеть связкой ключей, Ника, в строгом черном платье, с волосами, просто убранными назад, подошла к автопортрету в зеркале. Она держала руку чуть ниже груди, под сердцем, там, где уже шевелился сын Степана.

«Мальчик мой, мальчик мой», — без единой слезинки прошептала она, качая головой и глядя на портрет, и только ей одной было понятно, к какому мальчику относились ее слова...

* * *

И последнее: The last but not the least[202], — как говорится.

Легендарный разведчик Салам, покинувший Аэропорт по приказу Степана в крайний день, чтобы во что бы то ни стало отыскать и пригнать транспорт для эвакуации хотя бы раненых, бесследно исчез.

Сепары забрали своих убитых со взлетки и из терминала, чтобы отправить тела на родину в восьми белых рефрижераторах из «гуманитарного конвоя». Они разрешили украинцам забрать оттуда же остававшиеся там тела их бойцов. Тела Салама среди других не было. Среди пленных, которых впоследствии обменяли, его тоже не обнаружилось. Он как будто растворился.

Его друзья и родные, а теперь и тысячи читателей верят, что он не погиб. Они ждут его возвращения. Домой, в Украину.

Салам — по-арабски значит «мир».

КОНЕЦ

КОРИНФ, ТЕХАС — МОСКВА — КИЕВ — ДНЕПРОПЕТРОВСК — ХАРЬКОВ — СЛАВЯНСК — КРАМАТОРСК — ДОНЕЦК — ДОНЕЦКИЙ АЭРОПОРТ

2014 — 2015

ОТЗЫВЫ