Аэропорт

Хорошо, если мины, а может, что и потяжелее прилетит. Ну, на то они и пластуны. Саблин копает в стене оврага нору, но неглубокую, чтобы, если ударят двухсот десятимиллиметровым, не завалило. Затем тут же рядом ещё одну для кого-нибудь из гранатомётчиков. Им самим окопы для себя копать некогда. Они как экскаваторы роют там, на верху, на краю обрыва, площадку для пускового стола. Только земля летит сверху. К прапорщику прибегает радист, он тоже с лопатой в руках. Видно, оторвали его от дела, он тоже копал. А раз прибежал, значит, новая радиограмма. Так и есть, радист суёт планшет Михеенко. Прапорщик читает, лицо его освещает зеленоватый свет панорамы, что падет из открытого забрала. Даже при таком скудном освещении видно, как ему не нравится текст.

– Взводный, ну чего там? – Спрашивает Тимофей Хайруллин, собирая кумулятивную гранату.

– Торопят, сотник говорит, что через десять минут армейцы начнут уже атаку, спрашивает, что с турелями?

– Сейчас одну собьём, – обещает Хайруллин и, закинув гранату себе на плечо, лезет вверх по склону оврага. Туда, где два других гранатомётчика уже ставят пусковой стол. Песок и пыль под его ботинками осыпается, но он упрямо лезет вверх. Но не очень успешно. Саблин воткнул лопатку в грунт, пошёл ему помочь. Взял у Хайруллина гранату, она снаряженная, длинной метр тридцать. Хайруллин забрался повыше, Аким передал ему гранату, а уже у него гранату забрал Теренчук и положил её на ложе.

Первый номер расчёта Кужаев припал к прицелу, смотрел несколько секунд и, оторвавшись, сказал прапорщику:

– Турелька, вроде как, за камнями… – он помолчал, ещё раз заглянул в прицел, – но её край мне видно, думаю, собью первой гранатой.

– Уж постарайся, – говорит прапорщик и кричит: – Приготовиться, всем в укрытие.

– Все в укрытие, – несётся по оврагу.

– Всем в укрытие!

Все, кто не успел соорудить себе окопчик, ускоряются.

Ерёменко роет рядом, только земля летит. Аким вырыл два окопа, теперь заваливается на бок в один из них, закрывает забрало.

Дробовик, ранец, лопатка – всё с ним. Ничего оставлять сверху нельзя, а после обстрела тут будет всё засыпано песком и пылью, если что забудешь – пиши пропало, не найдёшь.

Бойцам штурмовой группы по уставу положены щиты. Щит сам по себе не лёгок. Пеноалюминивый лист, армированный карбитотитановой сеткой и обтянутый ультракарбоном. Вещь крепкая. Пуля в двенадцать миллиметров, конечно, с двухсот и даже с трёхсот метров его пробивает, но вот мелкий или средний осколок щит держит хорошо. Он накрывается им, чуть шевелит его, чтобы щит ушёл в грунт. Всё. Накрывшись таким, в окопе Саблин чувствует себя в относительной безопасности.

– Стреляй по готовности, – говорит прапорщик Кужаеву и сам приседает возле окопа, что выкопал ему Ерёменко. Ждёт выстрела.

Пластуны залегли. Тихо стало, у пускового стола остались первый и второй номера расчёта. Из окопчика Акима их видно, только глаза подними.

Сидят: первый номер сидит, припав к прицельно камере, второй сидит, держит гранату наготове. Мало ли, вдруг первой не накроют. Они так долго сидеть могут. Ждать выстрела нет смысла. Саблин закрывает глаза и тут же слышит:

– Выстрел. – Говорит первый номер Кужаев.

– От струи, – орёт второй номер Теренчук.

Струя, выхлоп ракеты никого задеть не может. Гранатомётчики сидят на три метра выше всех, да и зарылись все остальные в землю, рядом с ними никого нет, но таковы правила.

И тут же резкий, звонкий хлопок.

Шипение пол секунды, и быстро удаляющийся свист. Прапорщик одним коленом в окопчике, но сам внимательно следит за расчётом ПТУРа. Секунда, две, три, четыре, пять…

– Накрытие, – сухо говорит Кужаев.

– Накрытие? – Переспрашивает прапорщик.

– Да, – кричит сверху Теренчук.

– Всё, слезайте оттуда, – приказывает взводный.

– Сейчас, стол спустим. – Говорит первый номер.

И тут же где-то совсем недалеко, там, над оврагом, хлопает мина. По звуку восемьдесят миллиметров.

– Бросьте его там, – кричит прапорщик, – в укрытие.

Гранатомётчики с пылью и песком кубарем летят вниз оврага, казаки указывают им их окопы. И не успевают они в них спрятаться, как на овраг дождём начинают сыпать мины.

«Ну, началось», – думает Аким, подтягивая ноги под щит.

Да, началось. Вернее, начался. Так начался бесконечно долгий и тяжёлый бой за «камни», за первую линию обороны перед Аэропортом. Так для него начиналась битва за Аэропорт.

Мины били и били, но батарея, видимо, была далеко. Намного западнее. Две трети мин рвались над оврагом, на плоскости, в овраг их залетало немного. А те, что и залетали, были не очень опасны, опасны были только те, что попадали в восточный скат оврага. Они могли бы наносить урон, не закапайся пластуны в землю. Но даже в окопе сидеть и ждать свою мину дело тошное. Никто не поручится, что рано или поздно одна из таких штук не залетит прямо в твой окоп. И тогда не спасёт тебя даже самая тяжёлая броня.

Хлоп. Ударила недалеко. Камни по щиту. Пыль.