Аэропорт

Саблин вскакивает, случайно поднимает голову, и камеры выносят ему на панораму картину: оседает пыль, ещё песок летит с неба, с мелкими комками замели, а гранатомётчики так и сидят у пускового стола. Первый номер не отрывается от прицела.

Казаки уже бегут прочь по оврагу, Саблин тоже пошёл, но оборачивается, смотрит на них.

И тут новый удар. Аким опять падает, но на этот раз снаряд попал чуть дальше оврага.

– Уходим, – уже с надрывом орёт прапорщик Михеенко, – Теренчук, Хайруллин, бросайте всё, убегайте.

Казаки бегут на север,

– Есть, – вдруг радостно сообщает Теренчук, разгибаясь, наконец, у пускового стола. – Накрытие!

Они с Хайруллином начинают снимать стол, но взводный орёт на них:

– Бросьте его, прыгайте оттуда, бегом… Бегом…

– Бегите, дураки, – орёт урядник Носов. – Вилка! Сейчас накроют.

Аким сам уже бежит, но у него опять заедает левое «колено», бежит, хромает. Да скорее идёт быстро, разве с неисправным «коленом» побегаешь.

И опять удар, взрывная волна догоняет его, щит у него висит на спине, так его она толкает в щит, он летит вперёд, дробовик теряет, мимо него, в пыли и песке, пролетают казаки.

– Живы? – Орёт взводный.

– Жив, – отзывается Хайруллин.

– Живы-живы, – отзывается Теренчук.

Саблин чувствует себя нормально. Говорит в коммутатор:

– Жив.

Снова встаёт и ищет оружие. А дробовик песком присыпало, в темноте попробуй, найди. Его быстро догоняют гранатомётчики:

– Чего ты? – Орёт на него Теренчук. – Беги.

– Сейчас, – отзывается Аким. Шарит руками в пыли.

Не было такого, что бы он оружие терял.

– Уходите. – Уже едва ли не с истерикой кричит взводный.– Быстрее.

Саблин оружие находит, вскакивает, бежит-хромает вслед убегающим, изо всех сил бежит. А за спиной снова ухает взрыв, но далеко. Только горячий воздух его догоняет с песком. Он не останавливается. Снова бьёт в землю снаряд. Уже ближе, но волна не сбивает его с ног, большой осколок, зло шурша, пролетает мимо, глухо впивается в песчаную стену оврага. Близко пролетел. Он продолжает бежать вслед своим сослуживцам.

А за спиной опять поднимается фонтан из грунта. И опять. Пристрелялись артиллеристы. Каждый новый снаряд точно залетает в овраг. Но это всё уже – там, далеко за спиной.

Когда сил бежать уже нет, он переходит на шаг. Он идёт последний, все его ждут, привалившись к стенам оврага, только взводный стоит.

– Ранен? – Спрашивает он.

– Да нет, вроде…

– А какого хрена копался там в песке? Чего дожидался?

– Дробовик уронил, – говорит Саблин.

– Дурень, – невесело вздыхает урядник Носов.

– А чего хромал? – Продолжает прапорщик.

– «Колено» барахлит, – говорит Аким, понимая, как глупо это звучит, он решает объяснить, – ходил к технику, вроде всё нормально, а как нагрузку дашь, так мотор не тянет.

– Ох и дурак ты, Саблин, – говорит взводный, но без злобы.

А взрывы всё рвут и рвут землю в овраге. Прапорщик смотрит в ту сторону и командует:

– Поднимаемся, казаки, вал к нам идёт. На север отойдём. К нашим.

Взвод отступает к своим, все целы, кроме двух, что были ранены в самом начале дела. Для взводного это главное. А взрывы всё рвут и рвут овраг за их спинами. Но это уже далеко, даже если и долетит осколок какой, так уже на излёте будет. Брони ему не пробить.

Едва уселись, чтобы дух перевести после долгого бега, воду достали, как приехал сотник Короткович. Спрыгнул с БТРа, летит к казакам так, что все сервомоторы пищат. Даже в темноте ясно, что злой, как чёрт.

Казаки встают, строятся.

– Прапорщик! – Орёт сотник.

– Здесь, господин сотник, – вперёд выходит комвзвода Михеенко.

– Причина отступления. Почему отошли с исходных?

– Вывел взвод из-под удара артиллерией противника.

Михеенко даже рукой указал себе за спину, там, вдалеке, на юге, всё ещё били тяжёлые снаряды, перекапывая овраг.

– Это еще по нам молотят, – продолжает прапорщик.

Тут подъехал ещё подсотенный Колышев. Тоже встал в стойку рядом с Коротковичем, и с этакой издёвочкой интересуется:

– И как далеко вы собираетесь выводить вверенный вам взвод из-под обстрела? До родной станицы надеетесь довести?

– Никак нет. – Невесело отвечает прапорщик.

– Задание выполнили? – Не унимается сотник.

– Уничтожили три турели, – оживился Михеенко. – И отступили из-за высокой плотности огня.

– Две турели. – Говорит, вернее, орёт Короткович.

– Три, – не соглашается Михеенко.

– Две, – снова вступает подсотенный, – одна турель была макетом, даже этого вы не знаете, прапорщик.

Михеенко молчит.

– А почему так долго шли, – не успокаивается сотник, – где прохлаждались?

– Никак нет, не прохлаждались, по ходу движения обезвредили двадцать две мины и шесть фугасов. – Говорит Михеенко, уже и сам тон повышая. – Весь овраг – сплошные мины.

Конечно, обидно взводу такое слышать. «Прохлаждались!» За время такого «прохлаждения» двух бойцов потеряли, да две турели сожгли, даже если подсотник Колышев прав.

– Возвращайтесь на исходные, – уже понижая тон, говорит Корткович. – Немедленно!

– Разрешите обратиться, господин сотник, – влезает в разговор Теренчук.

– Говорите, – разрешает сотник.

– Мы вернулись, потому что миной пусковой стол разбило. За столом пришли.

Врёт.