Аэропорт

И тут же пошла обратная волна, цифра индикатора давления так же быстро побежали обратно. Если удара первой волны Аким, лёжа на дне окопа, не почувствовал, то обратную волну, он ощутил во всей красе. Сначала ему казалось, что его словно магнитом потянуло вверх. Плавно-плавно, даже нежно. Но он знал этот фокус, поэтому вцепился в лопату, штык которой был загнан в стену окопа у самого дна. И его потянуло сильнее, дёрнуло вверх и потащило, не держись он за лопату, вылетел бы из окопа на обратном схлопывании атмосферы, несмотря на его огромный вес вместе с бронёй. Нет, всё нормально, лежим дальше. На него словно высыпали пару тачек песка и камней, но он лежит, не шевелится. Главное сейчас – не дышать, экономить кислород, его в маске на два небольших вздоха. Взрыв сжёг весь кислород над ними, но обратная волна принесла новый воздух, теперь нужно подождать, чтобы упала температура. И тогда можно будет открыть клапан и запустить вентиляцию. Компрессор сам будет гонять воздух, пока концентрация кислорода не придёт в норму, а пока…

Две минуты уже прошли. Он делает последний вдох. Но глубоко вздохнуть не получилось. В маске дышать нечем. Нужно ждать. Ещё хотя бы одну минуту. На краю панорамы плавает цифра шесть и два. Чуть больше шести процентов кислорода. Три минуты прошло. Надо ещё подождать. Но не пришлось:

– Медика! – Звенит в наушниках голос прапорщика. – Медика сюда.

Голос его звонкий, почему-то высокий, и Акима от него, кажется, тошнит.

Глава 14

Голос летит издалека, но всё равно такой звонкий, как будто взводный орёт прямо над ухом. Мозг на голодном кислородном пайке не сразу включается. А только через пару секунд. Ах, да… Точно…

Медик – это он. Да, это его зовут. Саблин встаёт в своём окопе, с него сыпется, грунт, камни. Всего этого тут много, хоть по новой окоп капай. Он ищет на дне окопа дробовик, без оружия ни шагу. Температура шестьдесят градусов, но это уже допустимая температура, он открывает клапан, запускает вентиляцию, заливает себе в «кольчугу» сразу три кубика хладогена, пытается дышать, глубоко вздохнуть. Это получается, но в маске всего десять процентов кислорода, это половина от необходимого. А ему нужно выбираться из окопа и идти, тратить кислород ещё и на работу мышц. Компрессор гудит, работает на полную мощность, прогоняя через камеру воздух, оставляя драгоценные молекулы кислорода в маске и выгоняя из неё углекислоту. Аким начинает вылезать из окопа, ведь медик – это он.

– Есть медик, – говорит он, вставая во весь рост над окопом, – кому нужен медик?

– Саблин, сюда, – орёт ему обычно спокойный казак Петя Чагалысов, взводный снайпер, и машет ему рукой. – Быстрее, брат.

Аким спешит к нему, чуть не падая, его ещё пошатывает и тошнит, но кислорода уже двенадцать процентов, глубокие вздохи прочищают голову.

Он подбегает к снайперу, там ещё два казака сидят на корточках, а между ними на спине лежит ещё один. Вот ему-то он и нужен.

– Что с ним? – Кричит Саблин, ещё не подойдя и уже из кармана доставая диагноз-панель.

– Не знаю, Аким, – говорит Чагылысов, а сам едва не плачет, голос срывается, значит, речь идёт о его лучшем друге, о его втором номере, о Серёгине, – застонал он после взрыва. А потом не отвечал. Я зову, а он не отвечает.

Саблин удивился, у снайпера открыто забрало, так и есть, ветер перемешал воздух, на панораме кислорода двадцать процентов, Аким и сам открывает забрало. Садиться к раненому, у того тоже забрало уже открыто:

– Так что с ним? – Он открывает Серёгину глаз, светит туда фонарём из диагноз-панели. Белка в глазу нет, вкруг зрачка сплошная краснота, кровь в глазу. Зрачок на свет не реагирует.

– Кажись, клапан на маске сорвало, – предполагает Ерёменко.

– Аким, скажи, жив он, а? – Суетится вокруг него снайпер.

Саблин ищет пульс, слава Богу, пульс есть:

– Радист, – орёт Аким, – вызывай медбот.

– Принято, – кричит Зайцев.

– Жив, жив, – повторяют казаки, говорят это с заметным облегчением, Серегин ведь до сих пор признаков жизни не подавал.

– А что с ним, Аким, а? – Спрашивает Чагылысов жалобно и пытается заглянуть вместе с Саблиным в диагноз-панель.

А Саблин сам не знает, что с Серёгиным, а Чагылысов его раздражает и мешает ему. Этот уже немолодой казак, терпеливый и молчаливый, с заметными монголоидными чертами в лице ему всегда нравился, но не сейчас:

– Уйди, – Аким толкает его в шлем. – Не лезь.

– Не мешай ему, Петя, – говорит снайперу кто-то из казаков.

Чагылысов послушно отстраняется немного. Замолкает.

Ну, отодвинулся Чагылысов, а дальше что? Саблин не знает, что делать. Он беситься, но про себя, так, чтобы никто больше не видел его ярости. Да как так, ведь он не медик, он курс медицины проходил вместе со всеми в учебке. Вместе с ними со всеми. Почему он должен сейчас спасать Серёгина, почему он должен отвечать за его жизнь? Ведь он такой же, как и они. А эти дурни стоят и ждут от него чуда. Он с трудом взял себя в руки и ещё раз заглянул диагноз-панель. Ладно. Надо думать, надо думать.