– Не-а,– беззаботно сообщает Карачевский,– убёг. Я за ним не пошёл, там, в траншее, столько ходов, сзади зайти могут.
– Саблин, – орёт взводный,– ну что там у вас?
– Володя, давай-ка бери Лёху, и отходи к оврагу,– говорит Аким.– А то вон как взводный разоряется, как бы удара у старика не случилось.
– А ты?– Удивлённо спрашивает Володька.
Аким молчит, заканчивая с раной Ерёменко.
– Ну?– Не успокаивается Карачевский.
– Пройдусь по траншеям.– Спокойно, но твёрдо говорит Саблин.
– Я тебе пройдусь!– Переходит на крик взводный, который их видно слушал.– Немедленно в овраг. Бегом все сюда. Саблин, слышишь?
– Да слышу, слышу,– отвечает Аким взводному и спрашивает у Ерёменко.– Лёха, сам идти можешь?
– Да мне ж не ногу оторвало,– говорит Ерёменко, он на стимуляторе, вроде, как даже бодр,– слышь, Аким, ты что задумал-то?
Аким ему не отвечает, встаёт, и говорит Карачаевскому:
– Сундук мне оставь.
Но Карачевский не снимает большого ранца со спины. И говорит:
– Да я с тобой.
– Верно, Володька, иди с ним, а то он весь белый от злости, – вдруг поддержал Карачевского Ерёменко,– он сейчас не видит ничего, сгинет ни за грош. А за меня не волнуйтесь, я тут вас подожду.
– Я вам запрещаю.– Свирепеет взводный.– Саблин, слышишь, немедленно вернуться в расположение взвода. Что ж ты делаешь, подлец, мало Коровина потеряли, так ты всех погубить хочешь, быстро сюда. Это приказ.
– Идите,– говорит Ерёменко, подтягивая к себе дробовик здоровой рукой.– За меня не волнуйтесь. Врежьте им за командира.
– Всех под суд отправлю,– холодно говорит Михеенко.– Слышишь, Саблин, тебя в первую очередь, молчун, зараза. Упрямый как… не знаю кто.
Но Аким его и не слышал даже, он поднял свой щит. Встряхнул его, чтобы он удобней повис на руке. Он себя, конечно, со стороны не видел, весь белый от пыли. Бронещитка на левом «плече» нет. Механизм наружу. На шлеме вмятина. Огромные вмятины на щите, которые оставил снайпер. Да ещё там же и пять дыр. Левая «голень» рассечена, треснула. Но он всё равно собирался идти в бой.
– Вовка, готов?– Спросил он, скидывая застёжку с подсумка с грантами.
– Готов,– отвечал товарищ, загоняя патрон в пенал карабина и передёргивая затвор.
– На грантах пойдём.
– Да уж как водится. – Кивнул тот и захлопнул забрало.– Очистим окоп.
– Врежьте им, хлопцы, за нашего Коровина. – Пытался встать с земли Ерёменко. – Как следует врежьте. Жаль, с вами не могу.
– Ну, заразы… Ну я вас… – злился вдалеке взводный, слушая их разговор.
Щит на левой руке, дробовик на ремне под правой. Сам присел, спрятался за щит. Над верхней кромкой щита только верхушка шлема с камерами торчит. Рука сжимает гранту, большой палец в кольце чеки. Одно движение, и чека слетела. Володька сзади вплотную. Свой щит за спину закинул, дробовик поверх Саблина ему на щит положил, палец на курке. Так и пошли, как учили ещё в учебке. Отошли подальше, и началось.
Первый поворот окопа, разветвление, остановились. Аким заглянул за угол: чисто.
Было чисто. Только вывернули, сразу выстрелы из-за угла. Саблин присел, прячась за щитом. Но китаец перепугался, всё мимо. Только пыль поднял.
Чека слетает. Аким кинул гранату навесом, по высокой траектории, через верх, за угол.
Хлопает взрыв. Он бежит к углу, Володька за ним. Дробовик наготове, но за углом нет никого – сбежал. Дал очередь и сбежал. В руке Саблина новая граната, идут дальше.
У дальнего угла опять, видно, все тот же китаец. Выстрелил, спрятался. Тактика такая у него. Едва Аким делает несколько шагов, высовывается и стреляет. Саблин снова кидает гранату.
Она падает у угла и взрывается, как раз когда китаец высовывается, чтобы выстрелить. Его взрывом откидывает за угол.
– Надо добить, – говорит Аким, взяв дробовик.
Китаец снова пытается бежать, да видно, после взрыва электроника у него ещё не восстановилась. Он, болтаясь от стенки к стенке, идёт по окопу, таща свою винтовку по земле.
Карачевский стреляет первым. Как учили. В сгиб ноги. Картечь с хрустом ломает ходовой механизм костюма да и ногу заодно. Китаец падает лицом вниз, на четвереньки, и пока Володя продёргивает затвор своего оружия, Саблин добивает врага выстрелом в стык горжета и шлема. Шлем задирается, почти слетает. Враг мёртв.
Патроны в патронники и пеналы. Оружие снова заряжено. Щит в левой, граната в правой, Володька за спиной. Всё это молча, и дальше вперёд.
Траншея недлинная, но ходов сообщения куча. На каждом перекрёстке остановка, оценка ситуации. То и дело кто-то стрелял, Саблин или Карачевский кидали гранту, но в бой с ними никто не ввязывался, стреляли из-за угла неточно, больше для шума, и уходил от них дальше по траншее.
Наверное, офицер ушёл с позиции или был убит. В общем, сопротивление было, но оно было неорганизованное.
У большого хода, что вёл к скалам, в тыл, они встретились с двумя китайцами. Эти решили воевать. Сначала один из них дал очередь, пуль семь пришлись в щит, издырявили его весь, но доспех ни одна не пробила. А когда Володька стрельнул в ответ, второй китаец, кинул гранту, и оба врага спрятались за угол.
– Граната! – Крикнул Карачевский.