Аэропорт. На грани катастрофы

Патрони и сам уже знал, что время его истекло. Он намеренно не включал двигатели «боинга» до последней минуты: ему хотелось дать возможность рабочим получше расчистить пространство под самолетом и вокруг него.

Когда Патрони понял, что ждать дольше нельзя, он в последний раз огляделся по сторонам. И то, что он увидел, отнюдь его не воодушевило.

Шасси все еще не удалось полностью очистить от грязи и снега. Да и траншеи, проложенные от основных колес вверх до заасфальтированной полосы, не были достаточно широкими и глубокими. Чтобы сделать все как надо, не хватало каких-нибудь пятнадцати минут.

Но Патрони знал, что этих пятнадцати минут у него нет.

Нехотя взошел он по трапу, чтобы вторично попытаться сдвинуть с места самолет, – только теперь он уже сам сядет за штурвал. Он крикнул Ингрему:

– Велите всем убраться подальше! Включаю двигатели!

Из-под самолета вынырнули фигуры людей. Снег все еще падал, но уже не валил, как два-три часа назад.

Патрони снова крикнул с высоты трапа:

– Мне нужен механик сюда наверх, но чтоб был полегче. Пошлите какого-нибудь тощего парня, который бывал в кабине экипажа.

И он вошел в самолет.

Из кабины Патрони увидел служебную машину Мела Бейкерсфелда – она казалась ярко-желтым пятном среди окружающей тьмы. Машина стояла на полосе, ближе к левому краю. Подле нее вытянулись в ряд снегоочистители и грейдеры – напоминание о том, что в распоряжении Патрони осталось всего несколько минут.

Главный механик ушам своим не поверил, когда узнал о намерении Мела убрать самолет с полосы, если понадобится, с помощью механической силы. И такая реакция была вполне естественна, хотя его не меньше других волновала судьба тех, кто находился на борту самолета «Транс-Америки». Но Патрони всю жизнь заботился о сохранности самолетов, в этом состояла его работа. И у него просто не укладывалось в голове, что такой красавец самолет можно своими руками разом превратить в груду лома. В глазах Патрони самолет – любой самолет – был плодом ума, самопожертвования, инженерной сноровки, многих часов труда и порой даже любви. И вдруг взять и разрушить все это? Да как можно!

И Патрони решил попытаться спасти самолет. За его спиной отворилась и снова захлопнулась дверь. Отряхиваясь от снега, подошел молодой механик, маленький, худенький. Патрони уже скинул с себя парку и пристегивался в левом кресле.

– Как тебя зовут, сынок?

– Роллинг, сэр.

– Что ж, Роллинг²², может, твое присутствие здесь – добрый для нас знак, – усмехнулся Патрони.

Пока Роллинг сбрасывал парку и усаживался в правое кресло, Патрони посмотрел в окно. Трап уже отогнали.

Звякнул внутренний телефон, и Патрони поднял трубку. Звонил Ингрем снизу:

– Мы готовы.

Патрони кинул взгляд на соседа:

– Порядок, сынок?

Тот кивнул.

– Включить третий двигатель.

Молодой механик включил стартер.

– Третий двигатель включен.

Гул мотора стал ровным.

Один за другим заработали четвертый, второй и первый двигатели.

По внутреннему телефону голос Ингрема, заглушаемый наземным ветром и ревом двигателей, произнес:

– Все машины внизу убраны.

– О’кей! – крикнул Патрони. – Отсоедините внутренний телефон и сами убирайтесь подальше. – И, обращаясь к Роллингу, посоветовал: – Держись крепче, сынок, прижмись к спинке. – Главный механик «ТВА» перекинул в самый угол рта сигару, которую он вопреки обыкновению раскурил, не изжевав, несколько минут назад. Затем, растопырив короткие пальцы, двинул от себя все четыре рычага.

Гул двигателей усилился.

Перед самолетом стоял человек, держа высоко над головой светящиеся сигнальные жезлы. Патрони усмехнулся:

– Надеюсь, этот малый хорошо умеет бегать, а то вдруг мы рванем. Все двигатели были включены, закрылки приспущены, чтобы способствовать взлету. Механик потянул на себя штурвальную колонку. Патрони по очереди нажимал на педали руля направления в надежде, что, если чуть развернуть машину, самолету легче будет сдвинуться.

Взглянув в окно, он снова увидел машину Мела Бейкерсфелда. Патрони знал, что остаются считанные минуты – может быть, даже секунды.

Теперь двигатели развили уже более трех четвертей полной тяги. По высокому тону их гула он определил, что они работают на большую мощность, чем в тот раз, когда пилот «Аэрео Мехикан» пытался сдвинуть самолет с места. А по вибрации фюзеляжа Патрони понял, почему пилот тогда отступил. При нормальном положении вещей самолет уже быстро катил бы по взлетно-посадочной полосе. Но сейчас он стоял на месте, сдерживаемый глубоко застрявшими в грязи колесами, и весь трясся как в лихорадке. Было ясно, что он вот-вот встанет на нос. Молодой механик, которому явно уже было не по себе, искоса взглянул на Патрони.

Патрони перехватил этот взгляд и буркнул:

– Если машина сейчас не сдвинется, из нее сделают дохлую утку.

Но, как и во время двух предыдущих попыток, самолет упрямо буксовал на месте.