Аэропорт. На грани катастрофы

После того как ему не удалось привлечь внимание комиссии к тому, что в тот роковой день он слишком долго проторчал в уборной, Кейз больше ни с кем на эту тему не заговаривал, даже с Натали. Однако память об этом прочно засела в его мозгу.

Натали была внимательной и любящей женой. Она понимала, что Кейз травмирован и что после такого шока человек не может сразу прийти в себя, и всячески старалась подстраиваться под его настроение: она болтала и была оживлена, когда чувствовала, что ему это по душе, и молчала, когда он молчал. Оставаясь наедине с Брайаном и Тео, Натали терпеливо объясняла сыновьям, почему они должны бережно относиться к отцу.

Кейз не мог не понимать и не ценить усилий Натали. И тактика ее могла бы дать результаты, если бы не одно обстоятельство: воздушному диспетчеру необходим сон. Кейз же мало спал, а случалось, что и не спал всю ночь.

Когда же он засыпал, его преследовал один и тот же кошмар: ему снилась диспетчерская в Вашингтонском центре за несколько минут до воздушной катастрофы… сближающиеся точки на экране… он слышал свой собственный голос, дающий по радио указания… затем – крики и голос маленькой Валери Редферн…

Иногда сон несколько видоизменялся. Вот Кейз хочет шагнуть к своему месту, чтобы сорвать с головы Джорджа Уоллеса наушники и предупредить Редферна, но ноги его не слушаются, все его движения замедленны, точно воздух вокруг загустел и надо взламывать его. Мозг Кейза работал с невероятной четкостью; если бы только быстрее двигаться, он успел бы, предотвратил бы трагедию… Но как он ни старался, как ни напрягал все силы, наушники слишком поздно оказывались у него в руках. В другой раз ему удавалось вовремя схватить наушники, тогда отказывал голос. Если б только он мог произнести хоть слово, он бы успел предупредить, спасти их. Он напрягал легкие, голосовые связки, посылая им мысленный приказ, но ни звука не вылетало из его горла.

Словом, так или иначе, кончался сон всегда одним и тем же – последними словами, долетевшими по радио с «бич-бонанзы», которые Кейз столько раз слышал с магнитофонной ленты во время расследования. Он просыпался и, лежа рядом со спящей Натали, думал, вспоминал, мечтая о чуде – чуде, которое изменило бы прошлое. А потом он уже боялся заснуть, гнал от себя сон, чтобы избежать кошмара и новой пытки.

Вот тогда-то в тишине ночи совесть и стала все чаще и чаще напоминать ему об украденных у работы минутах – роковых минутах, когда он мог и должен был раньше вернуться на свое место, но по беспечности не сделал этого, погруженный в думы о своем, личном. Кейз ведь знал то, чего не знали другие: что трагедия с Редфернами произошла по его вине, а вовсе не по вине Перри Юнта. Перри оказался случайной жертвой, жертвой стечения обстоятельств. Он был другом Кейза и не сомневался, что, будучи человеком добросовестным, тот быстро вернется в диспетчерскую. Кейз же, зная, что его друг работает за двоих, понимая, какое это дополнительное бремя, задержался намного дольше, чем требовалось, и тем подвел Перри: в итоге Перри Юнт оказался во всем виноват и пострадал вместо Кейза.

Перри Юнт стал козлом отпущения.

Но Перри все же остался жив. А Редферны погибли. Погибли потому, что Кейз размечтался, наслаждаясь солнечным теплом, оставив недостаточно опытного стажера справляться с обязанностями, которые лежали на нем, Кейзе, и к выполнению которых он был более подготовлен. Конечно же, вернись он раньше, он обнаружил бы Т‑33 задолго до того, как самолет приблизился к машине Редфернов. Это несомненно. Ведь он сразу заметил его, как только вернулся, но было уже поздно.

Снова и снова… час за часом, будто привязанная к жернову, мысль Кейза возвращалась в ночи к изначальной точке, терзая его, доводя до безумия невыносимой болью, угрызениями совести. Порой он засыпал в изнеможении – и опять кошмар, и опять он просыпался.

Мысль о Редфернах ни днем, ни ночью не покидала его. Ирвинг Редферн, его жена, дети стояли перед глазами Кейза, хотя он никогда в жизни не видел их. Собственные дети – Брайан и Тео, живые и здоровые, – были как бы вечным для него укором. Ему казалось, что он виноват даже в том, что живет, дышит.

Бессонница, потеря душевного равновесия стали вскоре сказываться на его работе. Он утратил быстроту реакции, начал колебаться, прежде чем принять решение. Раза два он даже «терял картинку» и вынужден был обращаться за помощью к коллегам. Впоследствии он понял, сколь тщательно за ним все время наблюдали. Его начальники по опыту знали, что может произойти, к каким последствиям приводит переутомление.