На первый взгляд должен быть такой английский Росконцерт, а вслушаешься и слышишь, что под людской маской прячется Бог.{194}
Эрик Клэптон, 1970
А про другого тогдашнего гитариста Эрика Клэптона просто так и говорили – Бог. И не только говорили, но и писали на заборах. Идешь по Лондону, а на заборе так и написано: Эрик Клэптон – Бог. Культурные были времена.
LP John Mayall Bluesbreakers, 1969
Эрик начал свою карьеру гитариста в главной блюзовой группе Британии – John Mayall Bluesbreakers, которая в Англии была чем-то вроде блюзовой академии высшего командного состава. Все лучшие гитаристы Англии когда-то играли с Джоном Майалом. Но даже в этом цветнике Эрик Клэптон выделялся особо. Там он и приобрел свой Божественный статус – оттого, что чувства, вызываемые у слушателей пением его гитары, были сравнимы с божественным экстазом.
Джон Майал
Cream
Потом он объединился еще с двумя отъявленными виртуозами – басистом Джеком Брюсом и ударником Джинджером Бэйкером, и возникла супергруппа со скромным, но правдивым названием Cream («Сливки»). Такого еще никто не слыхивал. Группа, правда, существовала недолго – записала четыре альбома и распалась, потому что басист и ударник все время дрались друг с другом, и Эрику надоело их разнимать. Но песня «White Room» («Белая комната») с их третьего альбома – из тех самых времен, когда боги играли на гитарах.{195}
Но вернемся к простым людям. Лондон, вообще-то, населен двумя племенами – одни обычные люди, а другие кокни. Кокни населяют восточную часть столицы. Они порезче, поприземленнее и даже говорят со своим акцентом, не всегда легко постижимым.
И в то время, как в Западном Лондоне царила утонченная психоделия, Восточный Лондон смеялся над ними и продолжал заниматься своим делом, которое хорошо описано во всех книгах Диккенса. У них тоже была своя музыка – жесткая и веселая. И главными у них были Small Faces («Маленькие Лица»). Лица – потому что «лицом» тогда называл себя всякий модный парень; маленькие – потому что все четверо были ростом около метра пятидесяти пяти; но парни были озорные, на ходу резали подметки.
Брайан Эпстайн
И случись же такое, что однажды они пили чай с Брайаном Эпстайном, менеджером Beatles. И он ради шутки подмешал им в чай какого-то гомеопатического средства – наверное, от кашля. Вышли они после чая на улицу – а все светится нездешним светом. И тогда они начали писать совсем другие песни. Например, «Itchikoo Park» с припевом «Вокруг все слишком прекрасно».{196}
Small Faces
У нас в России хорошо знают группу Manfred Mann, но знают по ее прогрессивному периоду, когда они писали длинные сложные песни, а сам Манфред Манн даже сыграл на муге в песне Uriah Heep «July Morning», которая в России была чем-то вроде гимна.
Но до того, как впасть в прогрессив, Manfred Mann писали замечательные простые песни, четко соответствовали каждому модному периоду, менялись каждую неделю и записали одну гениальную песню под названием «Меня зовут Джек» про мальчиков и девочек, живущих в приюте для не слишком хорошо себя ведущих детей.{197}
Чад и Джереми
Manfred Mann’s Band
60-е, Британия. На пасторальных английских лугах овечки в жабо и камзолах жевали странные растения из другой вселенной и тащились, как мыши в обсерватории. Время, когда боги – или полубоги – ходили по земле, когда все знали, что завтра будет лучше, чем вчера; когда новые горизонты открывались каждый час и за пинтой «Гиннесса» в баре решались судьбы вселенных. Время Эдема до грехопадения. Время вечного лета.{198}
{199}Археология
Бывает так: живет себе некая цивилизация, живет-живет; вдруг – не успеешь моргнуть глазом – пролетит какая-нибудь пара тысяч лет, и нет цивилизации, как корова языком слизнула. Осталась пустыня, и где-то под заносами песка – два-три черепка.
Кентербери
Тут приходят археологи, раскопают эти черепки, задумаются глубоко – а потом возьмут и расскажут нам, как здесь люди жили, что они ели-пили, что думали и какие танцы плясали. И мы скажем: «Вот оно, оказывается, как». А потом подумаем и добавим: «Wow! Совсем как мы».
Вот такая наука – археология.
Из огромной реки музыки, постоянно протекающей через наши сердца, в истории остаются в лучшем случае несколько драгоценных капель; остальное проваливается в трещины времени и лежит там, пылится. Пока не придет археолог, который достанет это и напомнит: а бывало и так.{200}
Hatfield & The North