Афера

Райт пометил что-то в блокноте и тут же обрушил на Кайла град быстрых вопросов: о членах семьи, датах их рождения, образовании, работе, местах жительства, увлечениях, вероисповедании, поинтересовался их политическими взглядами. Слушая ответы, он продолжал копаться в бумагах и ставить галочки. Досье было составлено толково, Бенни знал даже, когда в Санта-Монике появился на свет племянник Кайла — ему едва исполнилось два года. Покончив с родственниками, детектив вытащил из папки новую порцию бумаг. Макэвой ощутил первые признаки усталости, а ведь, судя по всему, это была только разминка.

— Хочешь что-нибудь выпить? — спросил Райт.

— Нет.

— У отца в Йорке юридическая практика. — Это больше походило на вопрос, чем на констатацию факта. Вместо ответа Кайл лишь кивнул.

За семьей настал черед Макэвоя-старшего: детали его жизни, карьеры, круг интересов. Кайл не раз был готов спросить: «Неужели все это так важно?» Но он упорно сдерживал себя. Было ясно, что информации у сыщика более чем достаточно. Кайл только подтверждал правильность собранных кем-то данных.

— Твоя мать — человек, так сказать, творческий?

— Да. Что там на поле? Где сейчас мяч?

— Ты продвинулся на десять ярдов. Чем она занимается?

— Пишет картины.

Минут десять было потрачено на жизнь Пэтти Макэвой.

Исчерпав тему родителей, Райт перешел непосредственно к подозреваемому. Кайлу пришлось вспомнить свое безоблачное детство, но без особых подробностей. Детали им уже известны, сказал он себе.

— Ты с отличием закончил среднюю школу, считался неплохим спортсменом, был скаутом. Почему ты выбрал университет в Дьюкесне?

— Мне предложили грант, как баскетболисту.

— Но ведь были и другие предложения?

— Да, парочка, из каких-то захолустных городков.

— Однако в Дьюкесне ты не слишком увлекался игрой.

— Да, в основном на первом курсе. А как-то на последней минуте финального матча порвал ахиллесово сухожилие.

— Была операция?

— Была, но подвижность ноги так до конца и не восстановилась. Я завязал с баскетболом и вступил в братство.

— О братстве мы поговорим чуть позже. Однако в команду тебя звали, так?

— Звали. Но из-за ноги я отказался.

— Тебя привлекала экономика, оценки были хорошие. А что это за история с испанским на втором курсе? Не сдал зачет?

— Наверное, мне следовало записаться в немецкую группу.

— Один незачет за четыре года — не так уж и плохо.

Райт перевернул лист, поставил галочку. Рассматривая собственное лицо на дисплее ноутбука, Кайл повторил себе: «Не психуй, успокойся».

— Отличные оценки, член десятка общественных организаций, соревнования по софтболу, секретарь, а затем и президент студенческого братства. Такая активность впечатляет, однако у тебя оставалось достаточно времени на личную жизнь. Расскажи мне о первом аресте.

— В вашей папочке наверняка все изложено.

— Твой первый арест, Кайл.

— Просто арест. Не первый, а единственный. Пока, во всяком случае.

— Что послужило причиной?

— Обычная глупость. Братство устроило слишком шумную вечеринку, которая длилась до прихода копов. Меня застали с открытой бутылкой пива в руке. Чушь. Ничтожный проступок. Я заплатил триста долларов штрафа, мне назначили шестимесячный испытательный срок. По его окончании привод в полицию был аннулирован, и в университете ничего не узнали.

— Отец помог?

— Он принимал в этом какое-то участие, но в Питсбурге у меня имелся собственный адвокат.

— Кто?

— Дама по имени Сильвия Маркс.

— Слышал, слышал. Специализируется на идиотских выходках студентов?

— Именно так. И дело свое она знает.

— Мне казалось, был и второй арест.

— Второго не было. На территории кампуса меня остановил патруль, но обошлось без ареста, я отделался предупреждением.

— За что?

— Ни за что.

— Почему тогда к тебе привязался патруль?

— Двое студентов начинили пустые бутылки серой и запускали их, как ракеты. Умники. Я пытался их остановить. Тут я совершенно чист, не могу понять, как вы-то об этом пронюхали.

Пропустив мимо ушей последнюю фразу, Райт записал что-то в блокноте. Затем он положил ручку на стол и спросил:

— Почему ты надумал поступать в юридическую школу?

— Это я решил для себя еще в двенадцать лет. Мне всегда хотелось стать юристом. Мое первое место работы — каморка с ксероксом в офисе отца. В ней я и вырос.

— Куда ты отсылал заявления о приеме?

— В Пенсильванский университет, в Йель, Корнелл и Стэнфорд.

— И в котором из них тебя согласились принять?

— Во всех четырех.

— Почему ты выбрал Йель?

— Потому что мечтал о нем с самого начала.

— Тебе предложили там стипендию?

— Да, нечто вроде финансового поощрения. Но то же самое было и в других университетах.

— Ты занимал деньги?

— Да.

— Много?

— Вам и вправду это нужно знать?

— В противном случае я не спрашивал бы. Думаешь, я говорю для того, чтобы восхищаться звучанием собственного голоса?

— На этот вопрос мне при всем желании не ответить.

— Я о студенческих займах.

— В мае, по окончании учебы, мой долг составит шестьдесят тысяч долларов.