Афера

Женщина вдруг вскрикнула и попыталась вырваться. На мгновение показалось, что оба мужчины вот-вот потеряют равновесие и упадут. Этот рывок явно застал их врасплох. Все же на ногах они удержались и, не мешкая, принялись за свое. Женщина продолжала сопротивляться, но это было бесполезно. Куда ей против такой силы? Она была беззащитна.

Феникс Грей улыбнулся. Смотри-ка, а ведь она боец. Вечер обещал стать весьма интересным, двадцати пяти тысяч не жалко. Что бы сказал Резерфорд, узнав об этом приключении? Впрочем, ответ на этот вопрос был Грею известен.

С ветки высокого дерева зловеще свисала петля. Белый мужчина просунул в нее голову женщины и немного затянул, чтобы петля захлестнулась вокруг ее шеи. Веревка свисала с ветки свободно, до конца оставалось еще несколько дюймов. Это позволит зрителям в полной мере насладиться представлением. Чернокожий мужчина что-то прошептал женщине на ухо и вместе с напарником осторожно соскочил с льдины.

Зрительный зал молча наблюдал за происходящим на сцене. В лесу не было слышно ничего; на умоляющие всхлипывания женщины никто не обращал ни малейшего внимания.

Вскоре на поверхности льда начали образовываться лужицы, а веревка незаметно, понемногу, натягивалась. Чувствуя, как она все больше и больше сдавливает ей горло, женщина быстро проговорила что-то по-испански. Она пронзительно кричала, рыдала, сулила мучителям все, что они пожелают, но никто опять-таки не слушал ее. Тогда женщина перешла на английский, произнося единственно известные ей слова: «Помогите, ну помогите же, умоляю», — с тем же результатом. Эти люди приехали сюда посмотреть, как она умирает.

Они и смотрели. Вот она собралась вроде бы оторвать ноги от поверхности льда, чтобы поскорее положить конец страданиям, но так и не решилась. Инстинкт жизни оказался сильнее. Но он лишь продлил ее агонию — и вместе с тем продлил извращенное удовольствие публики.

Наблюдая за этой борьбой со смертью, Грей задрожал. Сколько времени уже продолжается это представление? Он понятия не имел, и оттого спектакль нравился ему еще больше. Он позволял забыть все остальное.

По мере того, как таял под ногами лед, подбородок женщины задирался все выше, веревка затягивалась все сильнее. Сопротивляясь, она пыталась подняться на цыпочках, но подошвы туфель скользили, и с каждым ее усилием петля затягивалась все туже и туже. Конец был уже близок, это все чувствовали.

Поверхность льда настолько истончилась, что женщина не могла больше держаться на ней. Длинные темные пряди волос заструились по спине, ее тело начало дергаться и извиваться.

Время от времени она яростно дрыгала ногами, пытаясь упереться ими во что-то твердое, но уже ничего не было — только воздух. Женщина хотела вскрикнуть, но натянувшаяся веревка заглушила звук, превратив его в ужасающий хрип.

Кровь пульсировала в жилах Феникса Грея, который, не отрываясь, следил за происходящим. Ну вот оно, то самое. Смерть близка. Он уже не мог себя сдерживать — вскочил, вслед за другими, на ноги и подошел поближе.

Борьба продолжалась еще целую долгую минуту, а затем жертва испустила дух. Подбородок задрался высоко в небо, тело еще несколько раз мучительно дернулось и наконец застыло. Все пятеро мужчин бессильно опустились на стулья.

Несколько мгновений Грей смотрел прямо перед собой, не спуская глаз с раскачивающегося тела, затем поднял голову и перевел взгляд на зеленый шатер. Завтра он вернется в Санто-Доминго, накупит на тысячу долларов первоклассных сигар и отправится в Антигуа, где его ждут дела.

Глава 21

Заместитель директора Федеральной резервной системы Байрон Митчелл негромко стукнул черным молотком по огромному столу. Сейчас он исполнял обязанности директора, и особенного энтузиазма у него это не вызывало. Но президентский кандидат, коему предстояло заменить покойного Картера Филипелли, не прошел еще процедуру утверждения в сенате.

— Заседание объявляется открытым, — проговорил Митчелл, спокойный, уравновешенный человек, чей голос буквально замирал с концом каждой фразы.

Члены Федерального комитета по открытым рыночным операциям один за другим закончили свои разговоры и выпрямились на стульях. В отсутствие Филипелли зал заседаний казался далеко не таким устрашающим.

— Прошу почтить память директора Филипелли минутой молчания, — предложил Митчелл и склонил голову.

Его примеру мгновенно последовали восемнадцать собравшихся. Секунд тридцать в хорошо изолированном помещении не было слышно ни звука.

Наконец Митчелл выпрямился. Не то чтобы он так уж симпатизировал Филипелли — тот вообще не нравился никому, кроме Батлера, — но считал знаки внимания вполне уместными. И хотел, чтобы церемония носила официальный характер — на тот случай, если президент поручит кому-нибудь из помощников проверить.