Афера. Роман о мобильных махинациях

Любил ли он ее? А вот, между прочим, да. Но весьма и весьма «по-своему». Штукин считал, что раз семья у них, бизнес совместный и отсутствие скандалов, то этого вполне достаточно, чтобы это назвать любовью и на том успокоиться. К жене своей он привык так же, как привыкают к коврику в ванной. Он должен всегда быть под ногами, чтобы не было холодно пяткам от кафеля. Коврик в ванной – это очень удобно. Но коврик и не замечают, покуда он лежит там, где ему лежать положено. Его спохватываются лишь тогда, когда он вдруг исчезает, подвергнутый стирке прилежной домработницей. Но, возвращаясь к отношению Штукина к Елене, следует отметить, что до исчезновения было еще далеко. Верней до полного ее исчезновения. Штукин и в мыслях не имел, что она могла ему изменить, серьезно кем-то увлечься. Он вообще был далек от вещей такого рода. Мир он воспринимал в соответствии с собственными ощущениями, а сам он был человеком не блядовитым, серьезных сторонних увлечений не имел. Штукин был занудой, а это самое ужасное, что может открыть женщина в своем избраннике. Что же может предложить зануда в обмен на чистый порыв, на искреннее женское желание любить его? Да вот только и может, что свое занудство. Этакий package ощущений и чувств, в который непременно входит пятиминутный секс без намека на желание доставить женщине пиковые наслаждения (зануда не знает, что у женщин тоже бывает оргазм, и сильно удивляется, когда, наконец, узнает об этом в солидном уже возрасте и по случаю. Впрочем, он тут же и забывает об этом. К чему ему знать лишнее о ком-то? Его интересует только он сам). Штукину казалось, что жизнь его протекает чудесно, он был всем очень доволен, считал, что жена его никогда и никуда от него не денется, и проводил свободное время за компьютерными играми, сетевыми путешествиями и чтением бизнес-литературы. Помимо этих занятий современного джентльмена Костя посещал дорогой спортивный клуб, где подолгу ходил по дорожке, имея на голове белую махровую повязку «Nike», и считал, что это невероятно круто и мудацкая повязка делает его брутальным фитнесистом. Он был трижды скучен, скучен, скучен! Ничего не было в нем острого, забористого, но и духовного в нем ничего не наблюдалось. Так… Юности честное зерцало, переросшее в, как уже и говорилось выше, занудство, возведенное в степень самолюбования: «Смотрите, какой я хороший!» Да хороший ты, хороший… Только до чего же ты скучен, старина. Возьми-ка ты с вешалки свое пальто и проваливай из нашей истории до поры до времени. Отпустил жену вместе с Картье? Ну и попрощайся с ней. Ты ее навсегда потерял.

6

Неделя именно что «пролетела», так как по-другому скорость, с которой прошло время между решением о поездке вдвоем и последним днем в офисе, назвать по-другому было бы неправильно. В течение всего этого времени Картье держался с Леной чуть официальней, чем обычно, так было на людях. Если же они оставались наедине, то на самое короткое время, и Картье всеми силами таких встреч старался избегать. Всякий раз он делал Лене «страшные глаза»: мол, «ты же все сама понимаешь. У нас почти есть эта тайна, у нас почти начались отношения, так давай не дадим шансов Разлуке сделать свое пакостное дело в самом начале». Отчего-то Виктору казалось, что она должна понимать его без слов, чего, конечно же, не случалось. В конце концов, Лена оказалась мудрей: просто зашла в его кабинет, закрыла за собой дверь и уселась на подоконник, сразу став похожей на сердитую, нахохлившуюся синицу.

Картье ощутил жжение в груди и приятную дрожь пальцев. Он молча посмотрел на Лену очень проникновенным, с хитринкой, взглядом. Потом, словно опомнившись, закрыл лицо ладонями и с силой провел ими вниз, вдавливая пальцы, отчего кожа пошла красными полосами, а нижние веки оттянулись, обнажая глазные яблоки в кровяной сетке сосудов. Неприглядное зрелище, что и говорить.

– Пугаешь? – усмехнулась Лена. – Что происходит-то? Сказал «а», так и говори дальше, не то я начну думать, что ты такой же, как он, и я тебе попросту безразлична.