Афера. Роман о мобильных махинациях

…Вечером, после всех дел праведных и неправедных, когда Барселону окутала многообещающая предзакатная муть, а в барах стало не сыскать пустого места, уставший Картье ввалился в номер. Лена встречалась с какой-то институтской подругой, вышедшей замуж за испанца и, по выражению Лены, «неплохо пристроившейся». Картье решил просто передохнуть до ее прихода. Он заказал ужин: салат с тунцом и бутылку белого вина, принял душ и, облачившись в гостиничный пушистый халат, пристроился на диванчике, щелкая пультом телевизора и поглядывая в Интернет. После ужина его разморило, он принялся усиленно зевать, едва не вывернул челюсть и решил, что не будет греха, если он поспит хоть немного. «Все равно ночью не удастся. Придет Ленка, тогда будет не до сна. Как же с ней хорошо, ммм…» И Картье уснул. Ему приснился сон, в котором он очутился в невероятных размеров комнате, где одна стена была сплошное зеркало, а вдоль него тянулся бесконечный поручень, вроде балетного станка. Картье летал по этой комнате и все хотел как-нибудь опуститься, вцепиться в этот поручень, словно он был спасением от невесомости, но ничего не получалось. В зал вошла Лена в черном балетном трико, волосы туго собраны сзади в пучок, на лбу белая лента. Встала у станка и принялась отрабатывать па, высоко поднимая ноги. Картье окликнул ее, но она не услышала, тогда он крикнул сильнее, еще сильнее – результат все тот же. Какая-то неизъяснимая сила начала тянуть его вверх, за шиворот, словно котенка. Он уже орал что было мочи: «Лена, Леночка, спаси меня! Опусти меня на землю!» Но… ничего. И вот, когда уже волочащая его, ощущаемая на шее чья-то холодная (рука ли? лапа ли?) длань готова была унести его прочь с Земли в холодные, звездные, уже ощущаемые им чертоги, раздался резкий, требовательный и громовой стук в ту самую дверь, через которую вошла в бальный зал Лена. И тут же рука-лапа в бессилье разжалась, Картье полетел вниз, врезался лбом в рыжий, затертый пуантами паркетный пол и… проснулся.

Он упал с дивана, несильно приложился лицом о мягкий, покрытый ковролином пол, левая нога его оказалась неловко подвернута и побаливала, а в остальном все было как всегда, и совершенно обычно кто-то постукивал в дверь короткими, по три раза, очередями. Картье, чертыхаясь, встал, охнул, припадая на больную ногу, пошел открывать, соображая, где это Лена выучилась так стучать в дверь. У этой испанской жены? Ритм фламенко? Бред какой-то. Впрочем, он, кажется, и не знает, как именно она предпочитает стучать в дверь, как-то не было случая узнать. Ах да какая разница, в самом деле?!

– Привет! – Он распахнул дверь с закрытыми глазами, распахнул руки, ожидая, что она сейчас прилетит к нему, прижмется, но никто никуда не прилетел и совсем не прижался, а вместо этого Картье услышал недоуменное восклицание и, открыв глаза увидел, что на пороге переминается с ноги на ногу несмело улыбающийся президент «МДС» господин Сидоров Василий Каримович собственной персоной.

5

Хоть и ведется весь этот рассказ так, что в нем почти нет времени оглянуться назад, иногда все же приходится делать это с опаской, что вспомнится что-то такое, что вспоминать и неприятно, и как-то даже неловко. Однако обернуться все же придется…