Аферист

— А вот тебе там делать нечего. Пока никто не видит — все хорошо. А из дворни кто приметит, сразу интерес появится. Ты парень видный, в рекруты самое дело. Заместо своего родственника каждый замену хочет.

— А так разве можно, как барана в стадо? В армию разве не отбирают?

— Если себя не помнишь, не просто можно, а лакомый кусок. От рекрутчины чтобы отбиться и тысячу отдают.

— Можно и за семьсот рублей сговориться, — вставил Ефим.

— Это много?

— Избу маленькую поставить в сто рублей обойдется. А в солдаты отбирать, дело не хитрое. Барину скидывают грамотку, сколько людей предоставить, а он уж миру велит. На сходе решают, от какого двора послать. На двадцать пять лет, считай навсегда. Да еще война с туркой или немцем. Убьют.

— И не бегут?

— Раз мир порешил, значит, как в жертву определил. Себе уже не принадлежит человек, государев теперича, раз забрили. У нас не бегут. А вот народу по лесам всякого скрывается.

— И я теперь буду?

— Недолго проплутаешь. Гадала я на тебя, чтоб знал. А то, думаешь, Ефим тебя со старого колодцу достал от безделья? Третий день там ходил.

— И был тот день — последний, — сказал Ефим, — не нашел бы, больше на ту луговину коров не погнал. Только ума не приложу, как тебя тати туда пихнули? Я следов так и не нашел.

— Так и пихнули, — зыркнула на него Домна, — ты меньше языком чеши. Не просто с тобой, паренек, да только всего не обскажешь.

— В лесу наговоримся. Идти далеко?

— Да поболее двадцати верст. Только завтра еще огород обиходим. Да Николку пошлем сказать, чтоб Аленка сюда приходила. Так что день еще погодим.

Рассвет около трех часов. Но Ефим встал еще до свету. Николка уже у ворот. Ему вручили краюху хлеба и отправили за Аленкой. Ефим пошел по деревням собирать стадо. Их тут в прямой видимости я насчитал восемь. И дворов по три десятка. Спать и я не стал, раз все на ногах. Пока солнце не поднялось, прохладно. А главное, паутов нет, которые в поле днем жизни не дают.

Я ношу воду из небольшого пруда на огурцы. Знахарка разряжает свеклу. Но не долго продолжалась наша работа. Прибежал запыхавшийся Николка.

— Тетка Барвиха, — он пытается отдышаться, — беда там.

— Что? — Домна присела на завалинку и опустила руки.

— Аленку пороть будут. Говорят, насмерть уделают. Барин молодой, что неделю как приехал, к себе ее хотел определить. Да только с ней не сладилось. Очень осерчал. Прямо чертом скакал, говорят. Сказали, что Павлушке конюху вручил серебряный рублевик и велел засечь.

Домна встала, обвела невидящим взглядом все вокруг. И вдруг поклонилась в пояс.

— Не судите люди добрые. Пойду, сама с ней лягу. Глаза лиходеям выцарапаю, там и кончину приму. И ты, Андрейка, прости. Не думала, что так выйдет. Да видно, не судьба.

— Так, отставить, — решил я взять ситуацию под контроль, — Николай, еще раз и с подробностями. Я понял, что Алена не пошла на контакт с местным мажором. И он ее решил запороть.

— Он не майор. Есть у нас майор барин. В Авдеевке. Авдеев он и есть.

— Сколько до усадьбы?

— Версты три будет.

— Это около четырех километров. За час дойдем. Когда бить будут?

— Как всегда, после обеда. Как старый барин отобедать изволит, тотчас спит часа полтора. Потом кофий пьют. А после на конюшне кому назначено, при нем и дают.

— Зрелища, значит. Можешь деда подменить на время?

— Хоть на весь день. Меня коровы слушаются, я бойкий. Куда велю, туда и идут.

— Народу много при казни?

— Так вся дворня, почитай.

— Дуй к деду. Домна, есть оружие?

— Вилы только. И коса. Ты что удумал?

— Чего спрашиваешь. Уже поняла. Ты же на меня гадала не просто так. Ты для своей Алены гадала. Видно, в точку попала. Раз меня отыскали. Вилы не пригодятся. Нож есть?

Вот люди, которые меня спасли, накормили последним, обустроить пытаются. У них беда. Гори оно все синим пламенем. С возрастом понимаешь, что действовать надо сразу и по полной программе, потом не будет возможности переделывать. Плохо, что я еще в себя не пришел. Но лучшая борьба с шоком и переживаниями — рисковое мужское дело. Медвежье мясо. По ходу и разберусь, кто я, и что здесь делаю.

— Есть. И топор есть.

— Не. Нужен шест с мой рост. И кистень бы. Мне еще закрыться, чтоб лицо не видно было.

— Кистень у деда надо спрашивать. А почему только лицо закрывать?

— На внедрение пойдем, тетя Домна. Для этого нужен план этого самого внедрения и легенда.

— Ой, лихое дело задумал. Сгинешь со мной вместе. Сгубила я душеньку твою горемычную.

— Прекратить русские народные страдания! Сначала легенда. Нищим меня сможешь обрядить?

— Калекой? Смогу. Только они с двумя палками ходят и короткими. Это ежели спину скрутило, так сподручнее.

— Скрутило, мама не горюй. Хорошо, одна короткая будет, другая длинная.

— Значится, еще и поперек повело, — стала вникать Барвиха, — а лицо закроем. Скажешь, потому что болезнь страшная. Если кто увидит, дескать, и на него перейдет. Так сам дохтур в городе сказал и велел прикрываться.

— Вот, у тебя прямо талант, а то жалеешь о том, чего еще не было. Нож давай. И веревку.