Аферист

Век машин и пара. Разве нельзя пойти другим путем? В Нью-Йорке начала девятнадцатого века более половины такси были на электромоторах. И бегали по пятьсот километров. А на новой батарее Эдисона и тысячу миль. Электромобили фирмы Бейкер развивали до ста тридцати километров в час. Это я начитался, когда жулики электродвигатели провозили, как металлолом. Не провезли, а я хоть что-то запомнил.

Потом кто-то незримый направил в нужную ему сторону развитие техники, и наступил век бензина и дизеля, век нефти и углеводородов.

И кто их направляет? Видны лишь общие контуры. Ученые мистики, философы, тайные мудрецы. Все остальное в тайне.

А наши где? Правильно. Тщательно ликвидируются. При любой власти. И цари и коммунисты, и современная власть в этом едины. Потому что это самый страшный ресурс — тот катализатор, который определяет путь народа. А уничтожить его легко. Достаточно убить несколько человек. И расставить своих, которые проконтролируют направление. И все. Я помню, как в девяностые прокатились волны убийств ведущих ученых. Даже мной любимого специалиста по кулинарии профессора Похлебкина не пощадили. Но с точки зрения конкурентной борьбы государств или систем, все логично. На перспективной линии не может быть толпы. Лидер, у которого есть замысел и понимание темы, один. Иногда два. Убери их, и все встанет на годы.

Все эти мысли интересны, но я не ставлю себе целью продвижение прогресса. За своих бороться буду. И народ мне дорог, пусть и со всей своей дикостью, хитростью и покорностью. Мне важно отработать новые связи. Заодно увижу хоть кого-нибудь самобытного. Поэтому я согласился съездить к старцу.

Оказалось, завтра и поедем. Обратно. Там лошадей поменяем и дальше.

Я все же переночевал дома, с Аленой. Сказал, что женщин не пускают в скит и просил не волноваться. Она и не стала. Заперлась с Домной в комнате, через два часа вышла и объявила: «Поезжай, только шубу бери».

Алексей бегает вокруг меня. Корзины с едой перебирает. На костре греем по дороге, питаемся и лошадок овсом кормим. С двумя ночевками приехали в глушь. Деревня на краю леса. Ни людей, ни собак не видать.

В крайней избе нас встретил благообразный мужичок. С мороза покормили горячим, я разомлел и уснул на лавке.

Проснулся от тихого разговора. Кто-то тихо молился. Я прикрыт овчинным тулупом. Чуть открыл глаза. Уже светло. Значит, всю ночь проспал. Двинул руками, ногами. Голос притих. Скрипнула дверь. Я сел на скамье.

Напротив, за столом сидел полностью седой дед с длинной бородой.

— Здравствуйте, — протер я лицо ладонями.

— И тебе доброго здравия, — глаза деда смеялись.

— Вы ко мне? — я еще не отошел ото сна.

— Или ты ко мне.

— Так это Вы старец Амвросий?

— Хоть калачом назови, только в печь не сажай.

По обычаю надо на иконы перекреститься. А лучше помолиться. Я встал, прочитал «Отче наш». Что-то в старце было не то. Присмотрелся. Кожа молодая. Будто тридцатилетний оброс седыми волосами и бородой.

Впервые я почувствовал, что собеседник сильнее меня на порядок. Во всех смыслах. Понял это и удивился. Да он горы свернуть может. Полное ощущение скалы рядом. Или это только обман? Внушение? Раньше я за собой не замечал гипнабельности. Даже наоборот, гордился, что меня не возьмешь на такие приемы. Если он смог, пусть даже так, то уже молодец. Тогда о чем со мной ему говорить?

— Слабое мира Господь назначил для посрамления сильных, — проронил старец.

— Наверно.

— Боишься своих мыслей. Всю жизнь боялся. И здесь боишься.

— Вы знаете про меня что-то? — По спине потек холодок

— Читал ли ты про Давида и Голиафа? — ушел от вопроса Амвросий.

— Слыхал.

— Простой пастух, слабый и неученый, победил могучего воина-поединщика.

— Чудо Господне?

— Все вокруг чудо. Принцип достаточности.

— Это что? — Не ожидал я услыхать такое от старца.

— Высшие силы рациональны и экономны. Если достаточно такого для совершения действия, то такое и выделят без всякого запаса сил. Но иногда нужен хороший пинок. Слабое, оно еще и нерешительное.

— Вы считаете, что я в чем-то Давид?

— Я не считаю ни чего. Ты сам все видишь. Все твои устремления направлены на сбережение ближних. Так чего боишься, чего тебе терять?

— Вы знаете, кто я такой? — Решил я расставить все на места.

— Что-то открывается, что-то нет. Ты про себя знаешь, и этого достаточно. Ничего случайного не бывает.

— И зачем я здесь?

— Пока побудешь посредником.

— В чем?

— Не в чем, а между кем. Ты уже это делаешь, когда примеряешь своих «родственников» и власть. А сможешь и большее.

— Если вы имеете в виду властное сословие иностранного происхождения? Пока я не нашел возможности. Да и не знаю, как. Народ не понимает власть, а дворяне честно не понимают народ. Но как-то уживаются.

— Не обобщай. Есть разные люди. Появляются.

— Откуда?

— Отсюда. У каждого места своя сила. Хочешь, или не хочешь, но живя в чужой стране неизменно примешь ее обычаи, ее мысли и дух. И через несколько поколений твой род растворится в ней.

— Хотите сказать, что немцы обрусеют?

— Обязательно.

— Тогда зачем переживать? Само все сделается.