Аферист

— Вы будете вести себя, как компаньон. Учитывать мои интересы, как свои собственные. Представлять их во всех инстанциях. Нужные бумаги оформим. С одним условием. Покинуть компанию Вам нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Это будет расценено, как предательство, и карается смертью. Разглашать тайны нельзя. И тоже чревато.

— Я слышал что-то подобное. Но не думал, что познаю лично.

— Познали. И я приехал не задать вопрос, а выслушать ответ.

— Я буду крепостным? — Он грустно улыбнулся.

— Компаньоном. Полноправным. Желаете, так долю Вам выделю в том же отношении. И у меня большие планы на эти места.

— Позвольте узнать?

— Минеральные воды. Местные крестьяне лечатся. Мы сделаем санаторий для лечения больных. Условия Вам предоставим, лабораторное оборудование тоже.

— Я сделаю это для супруги и доченьки. Только им не говорите.

— Что вы компаньон?

— Что я связан с Вами таким образом.

— Дорогой Вы мой, знали бы, как я связан и с кем. Все мы кому-то должны, и нам кто-то должен. Ваше слово?

— Я согласен.

Я пожал ему руку и выдал сто рублей подъемных. Никуда не денется. Для всей интеллигенции нет важнее дела, чем найти того, кому они будут преданно служить. И почему бы это не я?

Глава 22

В этот день я пил водку и тихо пел под гитару. Даже Алену не пустил в комнату. Незачем видеть меня в такие моменты.

День Победы у нас был семейным Праздником. Въелась намертво близость дедов к неминуемой смерти, к предстоящей войне. Все игры в войну. Наши против немцев. Это потом стали говорить «фашисты, нацисты».

И что бы не делали в реальности руководители обоих государств, какие бы планы не строили по захвату друг друга, на всех войнах убивали- то наших отцов и дедов. В очередной раз. Их я и вспоминал.

Вытирая слезы, пьяненький я вышел на крыльцо. Теплый вечер, девчонки поют на завалинке. Алена взяла под руку: «Пойдем к речке». Русло у нее узкое, но глубокое, с омутами. Игнат протянул картуз. Без шапки неприлично на улице ходить. Мы уселись на бережку. Казак постелил старый полушубок.

— Что расстроился, вспомнил чего? — Жена льнет ко мне.

— Есть такое дело. Но вам знать не надо.

— Сейчас Дуняша со Степаном сюда самовар принесут. Откушаешь, тебе и полегчает.

— Не будет. Это навсегда.

Я раньше с дедом выпивал. Вот и сейчас в память эту накушался. Но продукт качественный. Дуняша молоком и углем чистит, голову в выгонке тоже снимает, так что тело расслабилось, а голова деятельная, только язык болтливый.

— Отлично устроились, — он еще и заплетается, — здорово придумали. Слыхал, Игнат, про классовую борьбу?

— Не приходилось. Кураш кавказский видел, горицу нашу, на кушаках тоже.

— Вот и не слушай. Придите и володейте нами. Козлы те, кто так сказал, — фразы строились с трудом.

— Точно, негоже самим в неволю напрашиваться.

— Знаешь, что такое классы? Не знаешь? А это искусственное разделение общества по очень удобному принципу.

— Алексей говорил, что восстанет сын на отца и мать на дочь. Может, про это?

— Вот-вот. А по какому принципу восстанет? Чего им делить, если одна семья? Не думал? А потому, что одни эксплуататоры, а другие эксплуати… — я не выговорил, — работают на них, вообщем.

— Так понятно. Сродникам помогать надо, как без этого? Или батраки, те хлеб себе добывают, если самому никак.

— А объяви кто, что тебя незаконно используют, так и восстанешь от несправедливости.

— Да не, дурь все это. Найдется всегда хомут на шею. Не будешь на батюшку своего родного работать, так придется на чужого. Ой, наплачешься.

— Ты вот понимаешь. Уважаю природным ум, — я обнял Игната за плечо, — но это пена. Главное в другом. Можно подменять классы, понимаешь? Этой теории все равно, кто там в них у подножья. Белорусские крестьяне или негры. А вот кто наверху, не все равно.

— Это как? И что такое эти классы? — Игнат решил вникнуть.

— Ну вот смотри. Раньше тобой князь руководил, свой по крови, а под тобой батрак ходил, тоже свой. Князья и все бояре, это управляющий класс. А вот раз, и заменили их на бояр из другого народа, из персов или японцев. Не важно, из какого. Но им тогда плевать на тебя и всех, кто ниже. Понимаешь? Ты им никто, ревизская душа в отчетах.

— То-то господа все по-французски говорят. Поменянные значит. А и наших немало среди них.

— А их к себе подтягивают. Говорят, делай, как надо. И будешь господин, пастух для крестьян и прочего рабочего класса.

— Может и так. Но крестьян — то не поменяешь.

— Как знать. Если есть дешевая рабочая сила. Китайцы или узбеки, то можно и поменять. Постепенно.

— И что же это останется?

— А вот то и останется.

— Где тот Китай? Через Сибирь не перейти им.

— А ты знаешь, где Сибирь? — подловил я его.

— Слыхал, — уклонился Игнат, — вот торговцев можно заменить, это сам видел. Есть в местах такие ушлые, что всех прочих вытесняют.

— И вот получается: торговля у одних, руководство у других, обслуга у третьих. А наши где будут?

— В крестьянах по лесам сидеть?

— Да если бы.