Аферист

Гена, мужичок неопределённого возраста в засаленном пиджаке и протёртых на заднице брюках, повесил авоську со стеклотарой на спинку стула и приземлился, настороженно глядя на меня. Генина небритая физиономия выражала неподдельный интерес.

— По пиву? — спросил я.

— А, давай, — махнул он рукой. Я взял две кружки пенного, и вернулся за столик.

— Так что с тобой приключилось? — спросил он, отпивая и стирая пену с усов.

— Понятия не имею, — честно признался я. — А что со мной приключилось? Расскажи, что знаешь, а то я не в курсе.

— Ты что, в запое, что ли?

— Говорю тебе, ничего не помню. Пришёл в себя в вытрезвителе неделю назад, кто я, откуда, ничего не помню.

— Ну ты даёшь, парень, — цокнул он языком. — А жил-то это время где?

— Мир не без добрых людей. Ну ты рассказывай, как там без меня, кто чего говорит?

— Да чёрт его знает. Неделю назад это было, что ли. В общем, накануне первого мая ты вроде с работы не вернулся. А потом приходила женщина. Сказала, из редакции, тебя искала, вроде ты и на работе не появился. Потом ещё Андрюха-участковый приходил, опрашивал жильцов, кто и когда тебя в последний раз видел. Я и сказал, что трёшку у тебя занял до получки, аккурат в тот день. Выходит, я тебя последним и видел дома. Ты ещё такой весёлый был, при деньгах, трёшку дал и сказал, что скоро прославишься, в Москву уедешь. Андрюха про Ирину ещё спросил, ну, мать твою, значит, известить хотел. А я её адрес и не знаю. Что в Москве, так то все знают, а адрес бабоньки ему нашли. Ну, телеграмму, значит, он отбил и просил любые новости сразу ему сообщать. И ушёл. Степанида к нему ходила, спрашивала, нет ли вестей, и нам рассказывала, что удалось узнать. На работе ты последний раз был двадцать девятого. Уехал вроде как по текущему заданию, собирать материал и опосля того пропал. Обзвонили больницы, морги. Никого похожего по описанию не поступало.

— Вытрезвители забыли.

— Так ты ж не пьёшь, с чего бы.

— Может и не курю? — усмехнулся я, вытаскивая сигареты.

— Не куришь, — потрясённо смотрел на меня Гена. — Может, это и правда не ты?

— Сейчас проверим. Во что я был одет в тот день?

— Коричневые брюки, клетчатая рубаха, светлая куртка.

— Особые приметы есть?

— Родинка за ухом, вот тут, — показал Гена.

— Всё сходится. Одежда та самая. Родинка имеется.

Я приподнял волосы и продемонстрировал родинку.

Дело принимает интересный оборот. Тело-то моё вполне себе поживало, не пило, не курило, на работу ходило в загадочную редакцию, квартиру имело и мать в Москве.

— Совсем ничего не помнишь?

— Неа. Я у нас кто?

— Кто? — глупо переспросил Гена.

— Это я спрашиваю. По профессии я кто? Работаю где?

— В газете. Кор… коррепс… журналист, в общем.

— Годится, — кивнул я.

Журналист, это очень даже неплохо. Это дополнительные возможности. В сочетании с моей специальностью это может дать нехилые плоды.

— Так ты теперь домой-то пойдёшь?

— Ещё бы я знал, где живу.

— Так я провожу.

— Это совсем другое дело. Веди.

— Только там у тебя милиция хозяйничала, перевернули всё вверх дном.

— Вот как? А чего хотели?

— Да кто их разберёт? Что-то искали.

— Дверь взламывали?

— Да нет. У тёти Маши же ключ запасной. Она открыла, и закрыла опосля. Прибрала немножко, но всё равно не пугайся сильно.

Пугаться я не собираюсь, а ситуация всё более любопытная. Что милиции понадобилось искать в квартире пропавшего журналиста? В принципе, мне вообще по барабану. Но нет, не по барабану. Они же с меня спросят, а я вовсе не жажду рассказывать о своей предполагаемой амнезии. Но аромат тайны, будь он неладен. Моя внутренняя ищейка уже сделала стойку и рвётся в бой. Что милиция могла искать? Пропал я не из дома, это очевидно. Так какого лешего они искали в квартире?

Ладно, доберёмся до места, гляну, стоит ли связываться с этим журналистом и его делами.

Дом оказался типовой советской панелькой.

— Совсем не помнишь? — Гена обвёл рукой двор. — Красота-то какая!

Двор был бы неплох, особенно сейчас, когда зацвели яблони и весёлые одуванчики желтели на обочине. Вид портила раскопанная посередине огромная яма.

— Баба Нюра, Степанида, вы смотрите, кого я привёл! — заорал Гена ещё от крайнего подъезда.

— Замолкни, придурок, ты чего, всю округу оповестить решил? — шикнул я на него.

— Ну конечно, такое событие.

— Ещё расскажи всем, что я память потерял.

— У Егорки с гол… — тут же заорал этот дебил.

Договорить я ему не дал. Поставил подножку, и он на полуслове полетел носом в землю, тут же забыв, что собирался сказать.

— Эй, ты чего? — обиженно посмотрел он на меня снизу вверх.

Я протянул ему руку и помог встать. Отряхивая без того замызганный костюм, я тихо сообщил Геннадию:

— Ты чего меня позоришь? Промолчать не мог? Они же теперь не отстанут, да ещё матери донесут потом, а у неё слабое сердце, ей волноваться нельзя.

— Не подумал, — брякая своими бутылками, почесал он в голове.

— Думай в следующий раз, хорошо?

— Ой, Егорушка вернулся, живой, — подтянулись тётки из разных углов двора, беря нас в кольцо. Ещё пара сверху, с балконов.

— Всё нормально, всё хорошо, правда, — отбивался я, как мог, бочком отступая к подъезду.