Я свалил с дивана груду тряпья и закурил. Взвесим все «за» и «против». Своя квартира — это хорошо. Любопытные соседи — это плохо. Удостоверение журналиста — это хорошо, даже отлично. Работа, которая прилагается к этому удостоверению — это плохо. Пока два-два, ничья. А теперь рассмотрим детали. Моё внезапное попадание в вытрезвитель, при том, что я «не пью», подозрительно весьма и весьма. Милиция, которая устраивает обыск в отсутствие пропавшего хозяина, ещё подозрительнее. Мне бы сейчас прихватить документы и сделать ноги. Самый правильный выбор. Но это дело пахнет загадкой, а загадки — моя слабость. В принципе, квартиру можно и обменять и даже продать, если изловчиться. Ну, это когда соседи достанут. А пока стоит выжать из них максимум информации, показаться на работе, покрутиться в редакции и попробовать понять, над каким-таким материалом я работал до того как. Потому что чутьё твердит, что дело нечисто.
Глава 15
За неимением пепельницы я притушил окурок в раковине в кухне. Прошёлся по пенатам, внимательно их осматривая — вдруг что необычное увижу. Если бы знал, что искать, может и нашёл бы, а так надо сперва понять, по какому поводу проводился обыск. И чем я дольше ходил, тем больше укреплялся во мнении, что к милиции этот «обыск» не имел ни малейшего отношения. Натурально всё вверх дном. Не думаю, что методы обыска настолько поменялись в наше время, что могли бесцеремонно выволочь всё из шкафов-ящичков-буфетов и бросить как есть. Даже с учётом отсутствия хозяина.
— Гена, а ты при этом обыске присутствовал?
— Меня не пустили, сказали, не положено. Но мы из-за стенки с чашкой слушали.
— Это как?
— Ну стенка у нас с тобой смежная. Вот эта, — стукнул Генка кулаком в цветастые обои. Тёть Маша прибежала, схватила чайную чашку и к стене. Правда всё равно плохо слышно было, но просто ухом вообще неразборчиво.
— И что говорили?
— В основном обсуждали, где ещё поискать.
— А чего искали-то, не говорили?
— Нет, или мы прослушали. Что-то маленькое.
— Откуда ты это понял?
— Ну… — задумался Гена, — они предлагали в вазах и другой посуде поискать в серванте.
Очень интересно.
— А кто-нибудь из соседей присутствовал? Двоих понятых должны были пригласить.
— Понятых? — почесал Генка в затылке. — Не знаю. Кажись, никого не было.
— Зови тётю Машу, — распорядился я.
А дело-то становится всё интереснее и интереснее. Соседке я дал ещё раз насладиться видом разгромленной квартиры и приступил к допросу:
— Тёть Маша, хочу уточнить по поводу этого обыска. Вы меня знаете, я честный человек. Зачем милиции обыскивать мою квартиру, не понимаю. Вопрос первый — кто из соседей присутствовал в качестве понятых при обыске?
Пауза.
— Ой, не знаю. Слово-то какое чудно́е. Это кто?
— Понятой — приглашённый со стороны человек, свидетель, по закону он должен присутствовать при обыске. И почему вас не взяли в понятые?
— Не знаю, — помотала головой соседка.
— А кто был понятыми?
— Не знаю, я никого не видела.
— Вы сказали, что тут топталась куча народу — милиция и жильцы.
— Жильцы-то уж опосля были.
— То есть, из дома никого не приглашали? Может, с ними кто-то был? Незнакомый.
— Да они все незнакомые были.
Справедливое замечание. Хорошо, зайдём с другой стороны.
— То есть понятых с ними не было? А сколько всего работников милиции проводило обыск?
— Вроде бы трое. А может, двое.
Вот почему, как дело доходит до свидетельских показаний, на людей нападает ступор, они тупят и не могут ответить на элементарные вопросы? В то, что тётя Маша не способна сосчитать до трёх, я не верил, поэтому решил помочь ей вспомнить.
— Так двое или трое?
— Ну, я не знаю, может этот третий и был понятым.
— Ну-ка, — заинтересовался я. — Давайте разберёмся. Двое, значит, точно милиционеры, а третий? Почему вы в нём засомневались? Гена, не лезь, до тебя дойдём, тогда выскажешься.
— Двое были в милицейской форме.
— А третий, значит, без?
— Он был без формы, но в фуражке милицейской.
— Ага! Давайте-ка точнее. В каком звании каждый из них?
— Этого я не знаю.
— Погоны у них были?
— Были.
— Сколько звёздочек на погонах?
— Не помню.
— Не было у них звёзд, — не выдержал Гена. — Можно, я скажу? Погоны только у одного были, который в мундир одет. Старший сержант. Второй в голубую рубашку одет и брюки милицейские с полосками, без погон. А на третьем вообще куртка была и обычные брюки. Но он единственный в фуражке.
Ай да Гена! Молодец, всё подметил. Вот и понятно, чего тётя Маша разучилась считать. Она просто засомневалась, кто из чужаков был из милиции, а кто так, рядом постоять.
— А как они представились? Может, в удостоверении фамилию и звание запомнили.
— А они не представились. Я когда вышла, они с дверью ковырялись. Просто сказали — милиция, не мешайте.
— Хех. Интересная у нас милиция пошла. С формой дефицит, и удостоверений им не выдают, видимо. Как представиться по закону, не учили, понятых приглашать тоже не научены…
— Ты это всё к чему ведёшь? Думаешь, это не милиция была? — задушено ахнула тётя Маша.
— Заметьте, не я это сказал.