Аферист Его Высочества

Мама честная! В нос и глаза тотчас шибануло столь густым и едким запахом сивухи и па́ром, что Африканыч зажмурился и громко чихнул. Сей звук произвел некоторое впечатление на присутствующих: сидевшие за ближними столами повернули головы и уставились на вошедшего. На мгновение стих говор: такого рода человеки и в столь чистом наряде захаживали в «Каторгу» нечасто. И звали здесь таковых – фрак. Ну, разве какого подгулявшего купчика сюда занесет, да и то ежели он шибко пьяный или приезжий. А так трактир посещали исключительно свои. Люди при делах. То бишь фартовые робяты, мозгующие тут предстоящие «дела», крупные уркаганы «на отдыхе» с марухами или без, беглые каторжники-обратники да отбывшие сроки «у хозяина» «зеленоногие», которым проживание в Москве было навсегда заказано. Посему и звался сей трактир – «Каторга».

Самсон Африканыч, высморкавшись после чиха в носовой платок, огляделся и нашел взглядом свободный столик. Вернее, не совсем свободный. Одно место за столом было занято: положив локти на грязную столешницу и уронив на них шишкастую голову, спал бритый наголо мужик. Возле него стояла почти допитая бутылка водки и лежал надкусанный соленый огурец. Под не предвещающими ничего хорошего взглядами Неофитов прошел к этому столику и сел напротив спящего мужика. Взор Африканыча был напряжен и внимателен, но страха в нем не прочитывалось. Это было замечено парой «деловых» за соседним столом, которые, переглянувшись, стали о чем-то шептаться.

– Чего изволите, ваше благородие? – подлетел к нему буфетчик.

– Графинчик анисовой, два каленых яйца и чайный стакан горячего шоколаду, – сказал Африканыч, глядя в ясные глаза буфетчика.

– Чего-с? – переспросил тот.

– Шоколаду горячего, – невозмутимо повторил Самсон Африканыч и брезгливо поморщился: – Да, и вытри стол, братец. А лучше – постели-ка свежую скатерку.

– Будет исполнено, – ответил буфетчик, но остался стоять.

– Ну, что стоишь? Исполняй! – приказал ему Неофитов.

– Я это, ваше высокоблагородие, насчет шоколаду…

– Что насчет шоколаду? – напустил на себя недовольный вид Самсон Африканыч.

– Так нету-с его.

– Что значит – нету?

– Извиняйте, конешно, господин хороший, но в нашем сортименте шоколаду сроду не бывало, – не очень бодро сказал буфетчик.

– Значит, сделай так, чтобы был, – безапелляционно промолвил Самсон Африканыч и демонстративно отвернулся в сторону, давая понять, что разговор окончен.

– Слушаюсь, – ответил буфетчик и, малость потоптавшись возле столика Неофитова, ушел. А еще через пару мгновений откуда-то из задних комнат за стойкой вылетел мальчонка-поваренок в картузе и драной бабьей телогрее. Верно, побег за шоколадом.

Таковое поведение не понравилось двум «деловым», что до того шептались, поглядывая в сторону Африканыча. Один из них, почти саженного росту и с плечами покруче, чем у атлета Карла Раппо, гастролирующего некогда в Москве, встал и подошел к Африканычу:

– Ты пошто, фраер залетный, бочку на нашего Петровича катишь?

– Фраера залетные на ветках сидят, клювами щелкают, – глядя прямо в глаза саженному, спокойно ответил Самсон Африканыч. – А ты, ботало, метлу попридержи и вали шеметом на свою кочку. Я тебя не кликал…

Деловой вначале ощерился зло, будто путник, увидевший на своей тропе подколодную змеюку. Казалось, из его раскрытого рта сейчас вырвется поток бранных слов, а затем последует и действие. В смысле, рукоприкладство и мордобитие с нанесением тяжких увечий. Месиловка, ежели «по блатной музыке». Однако на то «деловой» и был «деловым», дабы не кипишиться впустую. Западло это, господа мазурики. Вначале разобраться надобно, что к чему, а уж затем месить и бить в бубен. Или засмаливать. Тут уж как получится. Кроме того, взгляд залетного говорил саженному о том, что «чистый» посетитель «Каторги» хоть и похож на «бобра», но далеко не прост. И уж, конечно, не фраер…

– Складно поешь, прыц, – продолжал щериться саженный, правда, без явной злобы. – Чисто «музыкант». Обратник? «Зеленоногий»?

– «Зеленоногий», – ответил Африканыч. – Щас при деле, но не здесь. В Москве я на запретке. Да и не прыц я, так масть легла. Кореша путевые попались, обобрился. Хотя… тоже, бывало, в ланцах-дранцах хаживал, – соврал он.

– А где чалился? – поинтересовался саженный. Похоже, он почти поверил Неофитову, что тот «свой», но сей вопросик задать не мешало. Среди легавых волчар тоже, брат ты мой, «музыканты» попадаются. По фене ботают – мазы-мазурики за родного признают…

– Там, где полный колотун, – ответил Африканыч с якобы затаенной печалинкой.

– Ясно, – кивнул саженный. – И сколь?

Вместо ответа Неофитов поднял ладонь с разведенными в сторону пальцами: пятерик.

– Нехило, – резюмировал саженный. – Лады, уркач, звиняй. Обознался. Шнифты малость залил, вот и не расчухал, – не без нотки уважения добавил саженный. – А сюда пошто приканал?