Был один из тех дней, когда мне ужасно не хотелось вставать. И все же я встала с постели, правда, уже после полудня, после очередного полового акта, во время которого Генрих не пользовался презервативом. Завтрак, как всегда, он подал мне в постель. Я не испытывала никакого страха перед Кинг-Конгом. Его забота казалась мне назойливой, а молчание угнетало, как немой упрек. Постепенно я осознала ту власть, которую имела над ним. Я могла безнаказанно унижать его словами и отказами. Я не злая по натуре, но порой на меня что-то находит. Кроме того, меня раздражал бесконечный, непрекращающийся гамбургский дождь. Провожая меня на работу, Генрих заботливо держал над моей головой зонтик, словно щит. Неужели он считает, что дождевая капля может убить меня? Его чрезмерная опека действовала мне на нервы.
В «Ките» царило нездоровое возбуждение. Посетители спорили и ругались друг с другом, заявляли свои претензии официанткам и возмущались поданными блюдами. Когда один из них подставил мне подножку и я, неся уставленный тарелками поднос, споткнулась и растянулась на полу, моему терпению наступил предел. Было нестерпимо обидно, что присутствующие громко смеялись надо мной, а вышедший в зал шеф во всем случившемся обвинил меня. Что оставалось делать?
— Я немедленно ухожу из этого вонючего ресторана! — заявила я в сердцах и тут же выполнила свою угрозу, несмотря на уговоры шефа остаться.
Я отправилась на квартиру к Генриху. В это время он был на работе в баре, где женщины потворствовали эротическим фантазиям мужчин, за что мужчины платили немалые денежки в кассу заведения. Боксер неохотно брал меня с собой на работу. А мне нравилось бывать в стриптиз-баре. Я с любопытством наблюдала за его посетителями. Это можно делать незаметно, так как в зале царит полумрак, а я садилась у прожектора, освещавшего сцену. На лицах мужчин были написаны все их чувства. Это тоже своего рода стриптиз — откровенный выплеск тщательно скрываемых в жизни эмоций.
Наблюдая за происходящим в стриптиз-баре, я думала о силе женской власти над инстинктами и похотливыми желаниями мужчин. В конце концов я пришла к выводу, что выступающие в стриптизе женщины не могут воспользоваться плодами своей победы над мужчинами, потому что лишены права распоряжаться собственным капиталом. Пока игра идет не по их правилам, пока львиная доля доходов достается владельцам баров и сутенерам, сексуальное превосходство женщин ничего не стоит. Постарев и подурнев, они переходили на работу в садомазохистские клубы, где, надев неудобные кожаные костюмы, хлестали плетками жалобно повизгивающих извращенцев. Причем делали это с тем же скучающим или отсутствующим выражением лица, с каким выступали на сцене стриптиз-бара.
Когда дела идут все хуже и хуже, человек начинает беззастенчиво обманывать самого себя и окружающих. Нет, мне не нравилась подобная карьера. Мне вообще не хотелось работать в сфере услуг, поскольку это сковывало свободу действий, мешало самоопределению человека. Я не хотела бы стать такой, как Клара или отец, я не желала быть одной из официанток в «Ките», стриптизершей или проституткой в порту. Меня не прельщала участь боксера, наивного, покорного и сильного, изолировавшего себя от мира. Я не обладала свойственной Генриху силой, он научил меня только точно бить в цель, ловко уходить от ударов и смиряться с тем, чего нельзя избежать.
Собрав свои вещи, я ударила по боксерской груше, чувствуя, что меня душит ярость. Слезы выступили у меня на глазах. Я не хотела причинять боль Генриху и тем не менее наносила ему страшный удар. Я положила на стол боксерские перчатки. Мысль о том, что в носках Генрих прячет несколько тысяч марок, была для меня сильным искушением, но я отогнала ее. Взяв листок бумаги, я написала ему, что он должен положить свои деньги в банк и что я одержала над ним верх в нечестной борьбе, о чем очень сожалею, но ничего не могу изменить. Я выводила печатные буквы, потому что Генрих читал с большим трудом.
Взяв такси, я поехала на виллу. Дверь мне открыла Клара, и по ее бодрому настроению я поняла, что начался очередной финансовый кризис.
— Отец заперся в кабинете, не беспокой его, пожалуйста, — прошептала Клара.
Подхватив мой чемодан, она двинулась в мансарду, и я последовала за ней. В моей комнате ничего не изменилось. Я знала, что Клара не станет расспрашивать меня о том, где я пропадала четыре месяца.
— Как идут дела? — спросила я, когда она наконец поставила мой чемодан на пол.
— Не самым лучшим образом. — Клара улыбнулась. — Новых клиентов нет, а старые не хотят ждать.
Я легла на кровать. Наконец-то можно спать в постели одной. Я ничего не имела против секса, но монотонность половой жизни начала мне надоедать. Когда мужчина наваливается на тебя всем своим телом, возникают не слишком приятные ощущения. С Генрихом вообще было трудно во всех отношениях. Но особенно меня беспокоило то, что я не испытываю к нему никаких серьезных чувств. Я с большой охотой поговорила бы с Кларой о боксере, но ее больше интересовал отец.