Афган, любовь и все остальное

– А ты разве не знаешь? Они у меня бухарики. Им что я есть, что нет. Я к тебе сразу пришел. К ним не заходил.

– Да, ситуация. А я мудак вдвойне. Ничего не знаю, ничего не слышу. Смотри ты жизнь какие сюрпризы подкидывает. Хорош из пустого в порожнее переливать. Давай в ванную, отпаривайся – отогревайся. Смотрю у тебя уже простуда полезла.

– Горло болит. И кашель постоянно.

– Не переживай, все вылечим. Ты теперь в моих руках. Все будет тип-топ. – говорю, а у самого сердце от жалости разрывается. Вот ведь попал парень. Как еще в дороге не замерз. И я тоже хорош, командир называется. Хотя какой я уже командир. Давно на гражданке. А здесь в основном каждый за себя. Большинство, но не все. Я то не как все. Я своих не бросаю. А от досадных проколов никто не застрахован.

Костик отмылся – отпарился. Почти три часа в ванной пролежал. Все его шмотки мама сразу в стиралку отправила. А куртку с фирменным гербом на балкон вынесла. Будет время, постирает. Она там проваляется до весны. Костик никогда ее больше не оденет. И мама отдаст ее нашему слесарю, который покрасуется в ней неделю и загонит за литр водки.

Парень конечно простыл. Зацепил ангину конкретную. Так что проваляться в постели ему пришлось десять дней. А когда пришел в себя окончательно, настало время решать, что с ним делать? Куда определять? То, что пока он будет жить у нас, решили с мамой единогласно. А там посмотрим. На лето «заряжу» его в студенческий отряд на работу. А пока надо разобраться с этими из «Динамо». Нельзя таких уродов безнаказанными оставлять. А вот как это сделать – вопрос? И совсем не простой. Обычный мордобой тут совсем не к месту.

В пятницу вечером, двадцать шестого февраля, позвонил любимой:

– Катя прости, но я завтра занят. У меня дело серьезное. Только после обеда сможем поехать на дачу. – моя женщина по голосу поняла. У меня что-то случилось. И спасибо ей, не полезла с расспросами. Все равно никому ничего не расскажу. Это мое дело. И только мое.

В борцовском зале «Динамо» мы появились с Костиком ровно в одиннадцать. Тренировка у них идет уже больше часа. И старший тренер на месте. В белоснежном кимоно в центре зала. На нас никто внимания не обращает, тренировка в самом разгаре. Переодеваюсь на зрительских местах. На пластиковое кресло сложил одежду. Сердце немного замирает, но не от страха. Скорее от злости. Костик понял что к чему. Молчит, ждет что дальше будет. Я затянул пояс на кимоно и прежде, чем шагнуть на ковер, приказал ему. Именно приказал:

– Сиди здесь и не вмешивайся. Это мое и только мое дело. Косяки надо исправлять. – сделал всего три шага и суета на коврах прекратилась. Наверное все, кто здесь находились, почувствовали исходящую от меня опасность. И сразу вокруг товарища в новеньком кимоно образовалась пустота. Не хочу называть его не по имени, ни по фамилии. Он для меня никто. Пустое место. Тот пытается кривить рот в улыбке. Но слишком уж как то натянуто. Остановился в метре от него. Вокруг нас кольцо. Все в недоумении от не типичного момента. И как понимают, ждать недолго.

– Слушай, дядя, а что с Костей Ситниковым стало? Где он? – парни заинтересованно слушают. Все Костика знают, вместе в этом зале тренировались.

– А что Ситников? Он в Ростове, в больнице. У парня перелом ноги. Я с ним созванивался. У него все хорошо. Скоро появится.

– Зачем врешь, что созванивался? Ты бросил его. Он автостопом до дому добирался. С другого конца страны без копейки денег. Одетый по летнему. – молчит. А что ему сказать, если он увидел на трибуне самого Костика. Все понял, сука, и сразу перешел в атаку.

– А ты кто такой, чтобы меня об этом спрашивать? Кто тебя уполномочил?

– Никто. Я сам по себе. Просто тут и моя вина есть. Я пацана уговорил к вам перейти. Он то не хотел, я настоял. Мол перспективы отличные, светлое будущее гарантировано. А на деле переломанного пацана бросили на другом конце страны. За это надо отвечать. Как ты думаешь? – отвечает нагло, а зря.

– И перед кем это я должен отвечать? Не перед тобой ли?

– Именно передо мной. И именно сейчас, тварь ты помойная. – делаю шаг к нему. А в глазах то страх. Что же ты боишься? Ведь ты тяжелее меня почти на десять килограмм. И всю сознательную жизнь борьбой занимаешься. Только сейчас борьбы не будет. Будет бой.