Афган, любовь и все остальное

– Иди к своей женщине из ресторана, а меня пожалуйста оставь в покое. – и на это у меня не нашлось ни слов, ни оправданий. Катя ушла, а я даже не пытался ее остановить. Да и что я мог сказать в ответ? Все это правда, и я не могу врать, глядя ей глаза. На душе снова стало холодно и пусто до безразличия. Вот наверное в такие моменты и начинают отогревать душу водкой. А я и этого не могу себе позволить. Я уже снова в деле, где водка совсем не помощница. А еще я знаю, что на утро после пьянки, моя душа так заледенеет, что мне станет на два порядка хуже, страшнее и очень одиноко. Ну почему я такой невезучий? Чуть расслабился, сделал себе маленький подарок. Повелся на сладкое и сразу удар на грани нокаута. Почему у меня все ни как у людей? Почему меня жизнь постоянно испытывает на прочность? За что мне такие экзамены? Сейчас я точно в таком же ступоре, как в тот апрельский жаркий день. Когда афганцы из трех минометов положили наш взвод. Из двадцати трех человек в той мясорубке осталось в живых трое. Одни из них я, контуженный, ничего не соображающий, На душе не страх, а полная безнадега. Как вот сейчас. Я тогда тупо ждал, когда осколки мин разорвут меня. Полная апатия, нет ни каких сил сопротивляться надвигающейся смерти. Почему та бойня в ущелье и этот разговор с девушкой так одинаково сказались на моем состоянии? Что в них родственного, в этих совершенно разных случаях? Скорее всего одно, как я понимаю. Тогда и сейчас не было выхода, а главное нет сил что-то предпринять. Не простая ты штука, жизнь. Ни что не проходит бесследно. Сколько ударов судьбы, столько на душе и ран. От микроцарапин, до глубоких борозд. И только от тебя и никого другого зависит, залечишь ты их или нет. И нет этому ни каких других лекарств, кроме времени.

В этот раз я быстрее собрался с силами, быстрее мобилизовался. Катя не хочет меня больше видеть. Это ее право. Значит убираем любовь на второй план. Начинаю заниматься вплотную делом. Оно отвлечет. А со временем подумаю, что можно предпринять в моей не простой любовной ситуации.

Деньги собраны, пора добывать машину. По другому и не скажешь. Надо успеть это до занятий провернуть, чтобы потом от учебы не отвлекаться. Интересно, а как это Катя узнала о моей связи с официанткой Мариной? Хотя что тут сложного. Кто-то из ресторанной братии очкастому стуканул. Это я со временем выясню, хотя кроме удовлетворения личного любопытства это мне ничего уже не даст. Я просто не принял очкастого за серьезного противника. А он меня уже второй раз классно обыгрывает. Уделал изящно, и без напряга. Этому надо учиться, это надо брать на вооружение. И уже хочется доказать себе что ты тоже не дурак. И моя любовная партия совсем не окончена. Вот только соберусь с силами, напрягу все свои извилины и отвечу адекватно. А может Бог с ней этой любовью? Главное достойного соперника переиграть. И уже девушка в этом вопросе совсем не главная. Это хорошо, что я могу шутить и смеяться над собой. Значит не все потеряно. Но это все еще будет потом, в далеком, а может и не очень будущем. А сейчас я трясусь в холодном троллейбусе, направляясь в обком партии, узнать расписание приема граждан по личным вопросам главными партийными начальниками. Надо пробиться к первому секретарю, не фиг размениваться на разных партийных шестерок.

В главный вход не пустили. Милиционер вежливо поинтересовался куда это я направляюсь и зачем. Услышав мой ответ, объяснил где находится комната записи.. Она оказалась с обратной стороны здания, и никакой охраны там нет. Наверное через нее не попадешь внутрь обкома. Зал десять на десять, по периметру приличные, полумягкие стулья. На стене расписание приема граждан всеми партийными начальниками, включая первого и заканчивая каким то вшивым депутатом.

И снова девушка рыдает по ночам. Она не понимает что с ней происходит. Почему ей так плохо, и так одиноко. И почему одиноко то? Рядом мама и папа, которые ее любят.