Афган: русские на войне

У КГБ имелись: долгий опыт работы в Афганистане, множество тайных контактов в стране и собственные представления о ситуацией. Во многих отношениях комитет был ведущим советским ведомством. КГБ ставил на «Парчам» и зачастую выражал взгляды этой фракции, хотя она объединяла всего полторы тысячи из пятнадцати тысяч членов НДПА. Остальные партийцы, а также большинство афганских офицеров-коммунистов, дружбы с которыми искал Амин, принадлежали к фракции «Хальк»^{67}. Стали расти противоречия между КГБ, который в итоге пришел к выводу, что Амина следует заменить своим человеком — лидером «Парчам» Бабраком Кармалем, и советскими военными, готовыми сосуществовать с Амином и уверенными, что главное — это сохранение поддержки «Хальк» в армейской среде. Многие из афганских офицеров обучались в СССР и наладили хорошие контакты с русскими коллегами. Разногласия усугублялись плохими личными отношениями между высшими офицерами КГБ и армии и давним соперничеством КГБ и армейской разведки — ГРУ. Из-за этой вражды страдал процесс разработки и исполнения политических решений в СССР (в том числе решения о вторжении в Афганистан и координации последующих действий). Афганские руководители, естественно, пользовались этими разногласиями.

Артем Боровик, один из первых журналистов, рассказавших советскому народу о том, что происходит в Афганистане, объяснял: «Одна из проблем, которую мы так и не смогли решить во время войны в Афганистане, заключалась, на мой взгляд, в том, что там не было единого центра управления представительствами наших суперминистерств — КГБ, МИД, МВД и Минобороны. Шефы этих представительств зачастую действовали сепаратно, слали в Москву разношерстную информацию, получали оттуда директивы, которые иной раз противоречили друг другу. По идее, именно наш посол должен был объединить под своим руководством все четыре представительства. Однако этого не произошло по той, видимо, причине, что послы СССР в Кабуле менялись слишком часто, не успевая толком войти в курс дела. После Табеева приехал Можаев, за ним Егорычев, дальше — Воронцов. И все это — за два года. Из них лишь Юлий Воронцов был профессиональным дипломатом, имевшим значительный опыт работы на Востоке. Остальные же сделали карьеру в партийном аппарате и не имели востоковедческого образования»^{68}.

Подобная дезорганизация не была чем-то уникальным: в 1966 году американская миссия в Сайгоне провалилась вследствие слишком быстрого наращивания, давления, частых кадровых перестановок, отсутствия сильных лидеров и усталости войск. Американцы взяли на себя бессрочное обязательство, которое, как выразился один чиновник, могло «невольно, против нашего желания, втянуть нас в странного рода “революционный колониализм” — наши цели “революционны”, наши средства квазиколониальны»^{69}. (Примерно то же можно сказать о силах коалиции, вступивших в Кабул сорок лет спустя.)

В стране разразился полномасштабный кризис. Тараки планировал вылететь из Кабула в Гавану, на встречу глав Движения неприсоединения. КГБ предупредил его, что в это время покидать Кабул нельзя — в его отсутствие Амин может сделать свой ход. Тараки проигнорировал предупреждения и улетел 1 сентября. Его делегация почти целиком состояла из людей, имевших конфиденциальные связи с Амином. Особенно стоит отметить майора С. Д. Таруна, личного адъютанта Тараки, который сыграл неоднозначную (и роковую для себя) роль в событиях следующих двух недель.

В отсутствие Тараки отношения между Амином и «бандой четырех» еще ухудшились. Четверо оппозиционеров перестали спать дома, опасаясь ареста, и принялись распространять листовки с призывами выступить против Амина и восстановить единство враждующих партийных фракций. Сарвари позвонил Тараки в Гавану и предупредил, что Амин готовится захватить власть.

По дороге из Гаваны в Кабул Тараки остановился в Москве, чтобы встретиться с Брежневым и Громыко. Это было 10 сентября. Брежнев очень серьезно говорил о ситуации в афганском руководстве, «которая вызывает особую озабоченность не только у советских товарищей, но, по имеющимся у нас данным, и в рядах партактива НДПА… Сосредоточение чрезмерной власти в руках других лиц, даже ваших ближайших помощников, может оказаться опасным для судеб революции.

Вряд ли целесообразно, чтобы кто-то занимал исключительное положение в непосредственном руководстве страной, вооруженными силами, органами государственной безопасности». Брежнев, очевидно, имел в виду Амина, но если это и был намек на то, что Москва поддержит устранение Амина, Тараки его не уловил[8]. Напротив, он вновь попросил о прямой военной поддержке и вновь получил отказ. Он также встретился с Бабраком Кармалем, которого привез в Москву КГБ. Они обсудили пути восстановления партийного единства и то, как можно избавиться от Амина. Судя по всему, новость об этой встрече достигла ушей Амина. Возможно, информацию передал майор Тарун.