Афган. Территория войны

Ему мне было не страшно признаться, я отчего-то верила – он правильно поймет. И он понял. Погладил по голове, еле касаясь, и прошептал:

– Ты женщина. Хорошо, что еще можешь плакать, а мы… Душа высыхает, Леся, вот что страшно.

– Это пройдет?

Он долго молчал, видно, подбирал слова или лояльные фразы, а выдал честное:

– Не знаю.

Ева Арсан. Все дороги ведут в Шинданд

Часть 1

© Ева Арсан, 2014

Обычно любовь всегда чередуется с ненавистью. А уж ненависть посильнее любви будет, это точно. А после любви и после ненависти приходит безразличие. И это конец, ни о каких чувствах не может быть и речи. Я уже не чувствовала ни любви, ни ненависти – только бесконечную усталость и еще… жалость. Огромную обиду за несбывшиеся надежды, за нерастраченную любовь между двумя разными людьми. Мы подали заявление на развод и через неделю пошли каждый своею дорогою. Я ничего не просила, мы ничего не делили. Заперли наш общий дом. Он ушел в одну сторону, я с детьми – в другую.

Пошла служить в армию – чем бы я смогла прокормить своих двоих детей? Попросилась на службу в военкомат, в Кишинев, и очень хорошо, что меня взяли. Моя прежняя работа мне нравилась, но… аргумент в 250 рублей в месяц оказался весомей. Выбор стоял между призванием и достатком детей. Тем более что новая работа оказалась довольно-таки интересной, и я быстро втянулась.

Витала в облаках не долго, в смысле что на землю грешную спустил меня комиссар. Видимо, о людях я думала слишком хорошо, да еще о воен ных. Так что будьте любезны, знайте свое место! После ряда тонких намеков и не очень, через пару месяцев он стал более настойчив. Напрасно я включала дурочку. Он не привык к отказам и поражениям, тем более, кто он – целый полковник, а кто я – прапорщик.

Примерно в это же время пришел приказ из Москвы, чтобы подготовили трех офицеров и двух прапорщиков для отправки в Афганистан. Комиссара переполняли чувства, с гадкой улыбкой на лице он позвонил Лукину во второй отдел, сказав, что ждет меня в своем кабинете. Он спросил, не желаю ли я продолжить свою службу в армии в воинской части за границей. Подвох я почувствовала сразу. Во-первых, тон был до безобразия вежлив, во-вторых, за границу можно было попасть только через огромные связи, которых у меня не было никогда. Заграница значит ГДР, Чехословакия, Польша, Венгрия. Круче было, конечно, в Германии.

– Чем заслужила такую заботу, товарищ полковник?

– Ты мне сразу понравилась, с первого взгляда, так сказать… Поэтому тебя и взяли сюда на работу, ты что думала, что это так просто, без всяких там проверок…

– Ну я думала, что служу в советском военкомате, а не на вашей плантации.

– Видишь ли, дорогая, если в одном коллективе двое не переносят друг друга, для того чтобы не нагнетать обстановку, один должен уйти. Случайно или нет, но я здесь полковник и комиссар, так что я решаю, кто должен уйти, а кто останется. Все понятно?

– Так точно, товарищ полковник, случайно или нет, но у меня двое детей, и я не могу с ними уехать даже за границу.

– Подашь рапорт об увольнении или отправишься туда, куда посылают.

– Куда?

– В 40-ю армию.

– Вот так, да? Я могу отказаться, я имею право…..

– У тебя есть родители, в конце концов, у твоих детей есть отец.

– Я могу идти?

Вылетела пулей из кабинета, потому что слезы брызнули из глаз, а я не люблю показывать кому-то свою слабость.

– Знаешь, могла бы согласиться, – сказала мне моя сестра, – в школе или поликлинике будешь работать за 90 рублей, с двумя детьми, без дома?

– А как же дети? Как я могу их бросить? Ты же знаешь, я ни дня без них прожить не могу.

– Дети останутся со мной, с нашей мамой… Не бойся, никто их не обидит. А ты денег заработаешь, может, квартиру дадут.

* * *

Я была сбита с толку и испугана. Кто-то говорил дышать глубже, когда попадали в зоны турбулентности, и меня начинало тошнить. За два часа мы долетели почти до Кабула. Самолет не сразу сел, пошел по спирали, с каждым витком опускаясь все ниже, приземлился практически с поворота.

– Что это, что случилось? – спросила я у своего соседа, молодого майора. – Тут все взлеты и посадки такие?

– Так стреляют здесь, ты что, не знала, что идешь на войну?

– Знала, но выбор у меня был небольшой.

– Не надо ля-ля, у женщины, если она еще и умная, всегда найдется правильный выбор…

– Ну, наверное, я не очень умная, – тихо вздохнула я.

Самолет наконец-то приземлился. Мы спустились по лестнице на землю грешную. Январь месяц, а на улице +10. Придется забыть про морозную зиму в Кишиневе. Только горные вершины, которые окружали аэродром под Кабулом, белели своими снежными шапками. Толпа военных пестрила камуфляжной формой советского образца. Среди них были и афганские военные, да и не военные тоже. Они смотрелись как-то странно здесь в своей гражданской одежде.

Встала как вкопанная возле самолета, пораженная солнечными лучами, горными вершинами, всем, что открылось моему взору. Афганцы носили белые шаровары, поверх длинные балахоны, обуты в галоши на босу ногу, а на голове чалма.