Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Любовь Васильевна проплыла по комнате с подносом в руках, поставила чашечки на столик, глядя на Тамару и на фото, и вместо гадания стала рассказывать какую-то историю своей молодости о благородном лейтенанте Кочине, рисовала в воздухе горы, свои очертания двадцать лет назад, а Тамаре было уже неинтересно, она не любила подробных ответов на случайные вопросы, она уже рассматривала фотки сиамских котят. Гешка тоже не слушал мать. Он раздумывал над ловким коварством отца, подменившего голубую подушечку студенчества на казенную цвета хаки. Отец ненавидел увлечение сына горами. Единственный ребенок, которого пятидесятипятилетний генерал желал вылепить по своему подобию, не имел права на риск. После гибели Сидельникова терпение отца разорвалось подобно снаряду. «Сынок, — сказал он Гешке, когда тот лежал на даче с загипcованной рукой. — Я звонил ректору. Чтобы поступить в институт наверняка, ты должен пройти армию. Да и вообще…» После этих слов отец несколько минут размышлял вслух о гражданском долге. Старый дюралевый крюк, из-за которого полетел на тот свет инженер Сидельников, вдрызг разбил Гешкины планы на ближайшие годы. Прощайте, Эльбрус и Мургаб, прощайте, золотые пляжи, не спеши, Тамара, менять «варенку» на подвенечное платье!..

У самого подъезда Гешку едва не сбил с ног какой-то плечистый парень в куртке с высоким воротником. Он неожиданно вынырнул из темноты и с ходу врезал кулаком Гешке в плечо. Метился, конечно, в лицо, но Гешка, к счастью, успел увернуться, в три прыжка достиг двери, влетел в фойе и исчез в кабине лифта. «Могло быть хуже», — думал он, машинально разглядывая выцарапанную на стенке надпись: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила».

Какой-то идиот еще полчаса орал под окнами: «Ростовцев, высунь харю», — или что-то в этом роде.

* * *

Военкома не было, у входа в его кабинет сидело несколько человек. Гешка спросил «Кто крайний?», сел рядом с заплаканной теткой, которая мощной рукой прижимала к себе худенького мальчика. Тот беззвучно шевелил губами, читая военные плакаты на стенах.

Время тянулось утомительно медленно. Длинный и смуглый офицер, неловко передвигая левую ногу, будто прятал в штанине метровую указку, прошел мимо кабинета военкома, взглянул на Гешку и остановился.

— Ты, — сказал он, показывая Гешке на грудь. — Значок инструктора от балды прицепил?

— Ничего не от балды, — грубо ответил Гешка, потому что был прав.

— Какой спорт? — спросил длинный уже тише.

— Альпинизм.

Офицер скрипнул несгибающейся ногой, положил свою руку Гешке на плечо.

— Идем со мной.

— Мне надо дождаться военкома, — ответил Гешка.

— Мы тут все военкомы, — улыбнулся офицер. — Пошли, не пожалеешь.

Гешка пожал плечами, предупредил на всякий случай заплаканную тетю, что еще вернется, и пошел вслед за хромым офицером.

Они зашли в узкий, как пенал, кабинет.

— Альпиниста нашел тебе, Саня.

— Как фамилия? — спросил хозяин кабинета, раскладывая на столе какие-то карточки и потому не поднимая головы.

— Ростовцев, — представился Гешка. Офицер сразу поднял голову.

— Какое отношение имеете к генералу Ростовцеву? Родственник? Однофамилец?

Он говорил нервно, отрывисто. Один глаз его не был похож на другой. Гешке этот человек не понравился.

— Родственник, — ответил он.

Офицер долгим взглядом осмотрел Гешку с ног до головы, достал из кармана пачку, тряхнул ею, вытащил губами сигарету. Потом, как фокусник, работая только пальцами одной руки, извлек спичку, чиркнул ею о коробок и прикурил. Гешка только тогда обратил внимание, что вместо правой руки у офицера пустой рукав.

«Сплошные инвалиды», — подумал он.

— Родственник, значит? — переспросил однорукий и удивительно приятно рассмеялся. — Ну, молодец, молодец. Садись… А моя фамилия Суслов. Я тоже, значит, вроде как родственник… Ну что, альпинист, на Эльбрусе был?

Гешка снисходительно фыркнул.

— Молодец, — одобрительно кивнул офицер, — а мне вот не довелось, хотя мечтал в молодости… В горах служить хочешь?

— Хочу, но…

Гешка хотел добавить, что, к сожалению, в этом районе, где по замыслу папика он должен служить, самая большая возвышенность — здание СЭВ, но однорукий надолго взялся за телефон:

— Я все понимаю, но брать больше некого, понимаете? — устало говорил он в трубку. — Кто вместо него служить пойдет, а? Вы?.. Это не колония, мамаша! Армии тоже умные люди нужны, и с высшим, и с самым высшим образованием. Даже космонавты, между прочим, тоже служат…

Удерживая трубку между плечом и щекой, однорукий в то же время перелистывал Гешкин паспорт, заполнял какие-то справки, анкеты. Потом он протянул ему стопку бумажек, на одной из которых было очень неразборчиво нацарапано: «в ком. 13».

Гешка так и не понял, надо ему идти к военкому или же вопрос уже решен.

Он попал в команду, которую увозили куда-то на юг — то ли в Фергану, то ли в Термез. Отец Гешки все еще не вернулся из командировки, а мать, разговаривая с сыном по телефону, раздраженно сказала, что уже ничего не понимает, что пусть отец сам разбирается в этой путанице.