Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

У него накатывались на глаза слезы. Побыстрее бы забраться внутрь своей «Чайки», в уютное железное нутро, где пахнет смазкой, топливом и резиной, где на полу устроено ложе из двух новеньких матрасов, сложенных бутербродом, да белеет белоснежным конвертом комплект свежего белья, и новенькая упругая подушка, и его, Быстроглазова, персональное одеяло из верблюжьей шерсти. Как скинет он ботинки, как помоет ноги под холодной струей воды из канистры, как ляжет на хрустящие простыни, как сладко вытянется и зажмурит глаза, чтобы поскорее заснуть и забыть весь этот кошмар. А перед этим еще накатит полкружки водки — есть у него личный запас во фляжке. И закусит плавленым сыром и тушенкой. Каждый сам как может приспосабливается к войне. Но жить вот так, как Грызач, — нет-нет, никогда, лучше умереть сразу…

Темнело быстро, горы на горизонте серели, становились прозрачными, плоскими, будто их наклеили на темно-синее небо. Командир группы Шильцов раскидывал отрядную технику по позициям; боевые машины лучами выстраивались вокруг гарнизона. Гуля стояла рядом с ним, терпеливо дожидаясь, когда ей определят место для ночлега. Она была единственной женщиной среди огромного количества мужчин и, безусловно, инородным телом, привнесенным сюда искусственно и без смысла. Здесь все что-то делали, офицеры и сержанты кричали, солдаты бегали, техника скрежетала и дробила камни, солнце опускалось за горы, воздух остывал, а она просто ждала, когда для нее придумают какое-нибудь полезное занятие. Занятие ей нашел Грызач. В «офицерском общежитии» он поставил друг на друга два снарядных ящика, накрыл их серой простыней и зажег фитиль в самодельной лампе.

— Внимание! — крикнул он на весь гарнизон. — Больные, хромые, косые, горбатые — все сюда, на прием к врачу!

Гуля сначала оробела, но потом освоилась, сосредоточилась и принялась раскладывать на импровизированном столе содержимое медицинской сумки. В сумерках ей не удалось рассмотреть гарнизон, и слава богу, что не удалось, но осталось недоумение: почему для медосмотра личного состава ей выделили какой-то вонючий погреб? Почему не предоставили, допустим, фельдшерскую или, на крайний случай, кабинет командира роты. В ее представлении все кабинеты всех командиров рот должны быть такими же уютными, комфортными и чистыми, какой был у Герасимова. Да ладно, на крайняк можно было бы оборудовать временный медпункт в офицерской столовой. Даже казарма сгодилась бы! А что это за сарай, метр на метр, с тусклой коптилкой под тряпичным потолком? Что это за нары? Что за тряпки и коробки кругом? Может, это чулан для хранения старого хлама?

Ей еще не сказали, что она будет здесь ночевать.

Грызач первым пошел на прием, плотно закрыл за собой дверь, сел на табурет и, чувствуя нарастающее волнение, стал рассматривать Гулю. С ума сойти, какая она красивая! Необычная. Неземная. Длинные волосы. Гладкие, без щетины, щеки. Шея белая, чистая, без фурункулов и прыщей. А руки какие! Мама родная! Чистенькие, почти прозрачные. Ноготочки ровненькие, пальчики точеные, тоненькие, ни царапин, ни заусениц, ни трещин. Это откуда такие руки берутся-то? Это из какого фантастического мира она сюда приехала? А пахнет как вкусно! А голос какой…

У Грызача закружилась голова. Он ухватился за края табуретки, чтобы не упасть. Богиня! Пресвятая дева! Икона!

— Какие у вас проблемы? — спросила Гуля, очень волнуясь. Собственно, сейчас она вела прием, как настоящий врач. Это было первый раз в ее жизни.

— У меня? — переспросил Грызач не своим голосом, кашлянул и, отчаянно придумывая какую-нибудь жалобу, стал рассматривать свои руки. Боже, какие у него руки! Под стол их! За спину их! Убрать немедленно, отрезать, выкинуть, сжечь, чтобы эта прозрачная святость не увидела их.