Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

«Какой он замызганный!» — думала Гуля, рассматривая офицера. Герасимова она ни разу не видела таким. Когда Валера возвращался с боевых, то, прежде чем встретиться с Гулей, надолго уединялся в бане с мылом, шампунем и бритвенным станком. Она привыкла видеть его в чистом обмундировании, гладко выбритым, пахнущим одеколоном. Только один раз она видела его грязным, с почерневшим от щетины и гари лицом, в рваном, покрытом бурыми пятнами маскхалате, с ввалившимися, полными смертельной усталости глазами. Это было минувшей весной, когда Герасимов вернулся с армейской операции из Джабаль-ос-Сараджа. Он подъехал на своей боевой машине прямо к медсанбату, чтобы выгрузить раненых. Истерзанных, окровавленных, поломанных, изрезанных бойцов вытягивали из десантных отделений. Их было много, очень много. Не хватало носилок, и фельдшеры таскали раненых на себе. Многие бойцы стонали и кричали. Кто-то здесь же, у гусениц, терял сознание, падал, умирал, и врачи, звеня капельницами, инструментами, разрывая на ходу стерильные упаковки, бережно прижимая к груди пакеты с донорской кровью, разворачивали на пыльной дороге реанимацию. Гуля увидела Герасимова, сидящего на броне, и в первое мгновение не узнала его. А когда узнала, то ужаснулась, но выгрузка раненых уже закончилась, БМП дико заревела и, развернувшись на месте, помчалась в полк. Она потом стала его бояться, словно узнала о некой тайной, скрытой стороне жизни Герасимова. Эта вторая сторона жизни присутствовала в нем постоянно, лишь до поры до времени скрываясь и ничем не выдавая себя.

— Вы… — пробормотал Грызач, не в силах оторвать глаз от девушки. — За что ж это вас сюда?

Гуля почувствовала неловкость. Грызач, должно быть, хотел сказать комплимент, но добился противоположного эффекта. Хорошего человека в такую дыру не пошлют. Значит, Гуля в чем-то провинилась, раз ее сюда зашвырнули.

— Служебная командировка, — ответила она сдержанно, без какой бы то ни было интонации. — Покажите руку!

— Зачем?

— Что у вас с пальцем?

— Фигня, — ответил Грызач. — Минометной трубой придавил.

— Он же у вас распух!

— Да я глиной замазал… Пройдет…

Гуля начала сердиться:

— Вы или показывайте палец, или выходите.

Грызачу кровь ударила в лицо. Стыд какой! Зачем он сюда пришел? Да еще несет какую-то чепуху. Он незаметно протер палец краем маскхалата и нерешительно протянул руку.

— Ужас, — поставила диагноз Гуля, рассмотрев воспаленный, набухший палец. — Как вы ходите с ним?

— Да без проблем…

— Будете принимать антибиотики… Не дергайтесь!

Она обильно смазала палец зеленкой, потом обмазала его тетрациклиновой мазью.

Весть о том, что на «точку» приехала обалденно красивая врачиха, мгновенно облетела все окопы, щели и огневые точки. Бойцам хотелось посмотреть на живую женщину. У двери в «офицерское общежитие» образовалась очередь. «Деды», оставив молодых на позициях, ломанулись за медицинской помощью. Грызач сидел вместе с прапорщиком Хорошко у бражной ямы и, черпая из нее кружкой, внушал:

— Не вздумай к ней соваться, конь ты бельгийский. Ты на свою харю давно в зеркало смотрел?

— Имею право. Меня постоянно мучают головные боли, — упрямился Хорошко, поднося к носу дольку луковицы.

— Меньше браги жрать надо, тогда голова болеть не будет!

— Кончай наглеть, командир! Сам сходил, а я что, лысый?

— Ты ее испугаешь своим видом! Она хрупкое и нежное существо.

— Это какая такая? Не понимаю. Ты нормально можешь объяснить?

Брага была теплой, нагревшейся за день на солнце. Часто попадались склизкие комочки. Грызач их выплевывал, а Хорошко жевал. Минометные расчеты открыли беспокоящий огонь. Через каждые две— три минуты земля вздрагивала от разрыва мины: бум— ссссшшшш!

— Она в белом халате? — допытывался Хорошко.

— Нет. В эксперименталке. Старший лейтенант.

— Так у нее есть звание?

— А ты как думал, пес смердячий? Она может тебя построить, а потом на куй послать.

Быстроглазов вздрогнул от первого разрыва мины, даже немного пролил из фляги на грудь. Потом догадался, что лупят не по нему, и стал жевать спокойно, изредка делая небольшие глотки. «Эти разрывы — как колотушка ночного сторожа, — подумал он. — Спать буду спокойнее».

Он доскреб тушенку, выкинул банку наружу через люк, погасил лампочку дежурного освещения и вытянулся на матрасе.