С точки зрения обычного солдата, снайперы — особое племя. Они никогда не приближаются к тем, кого убивают, но при этом видят их с ясностью и чёткостью, почти невозможными при современной войне. Теперь, когда солдаты уже не сходятся в рукопашной, люди погибают не от руки врага, а от его компьютера, от ракеты, прилетевшей с другого континента или откуда-то из-за моря.
Людей убивает «умная» бомба, сброшенная с самолёта, пролетающего так высоко, что его никто не видит. Их убивает снаряд, выпущенный находящимся за горизонтом орудием. В крайнем случае их расстреливают из вертолёта, и убийцы видят только неясные фигуры, мечущиеся, пытающиеся спрятаться, отстреливающиеся, падающие. Но фигуры эти не похожи на реальных людей.
Снайпер видит своих жертв именно такими. Реальными людьми. Лёжа в полной тишине, совершенно неподвижно, он видит цель — мужчину с трехдневной щетиной, который потягивается и зевает, ест фасоль из банки, расстёгивает ширинку или просто стоит и смотрит в стеклянный глаз смерти, не подозревая, что оставшаяся жизнь измеряется долями секунды полёта пули. Потом он умирает.
Да, снайперы — особое племя. Внешне такие же, как и все остальные, но мозги у них устроены иначе.
А ещё они живут в особом мире. Одержимые манией точности, они нередко впадают в молчание, заполненное только весом пуль, мощностью зарядов, поправками на ветер, убойной силой и тем, что ещё можно сделать, чтобы усовершенствовать их любимую игрушку.
Подобно всем узким специалистам, они питают слабость (или страсть) к разным видам оружия. Некоторые предпочитают крохотные пульки — например, «М-700», которыми стреляют из «ремингтона-308». Другие всей душой за «М-21» — снайперскую версию стандартной боевой винтовки «М-14». Самая тяжёлая из всех — «барретт лайт фифти», настоящий монстр, выстреливающий пули размером с человеческий палец на расстояние более мили. Если такая штука попадает в голову, голова просто взрывается.
Справа от капитана Линнета лежал, раскинув ноги, его первый снайпер, старший сержант Питер Бирпоу. В жилах сержанта текла смешанная кровь отца, индейца из племени сиу, и матери-испанки. Бирпоу вырос в трущобах Детройта, и армия стала ему домом. У него были высокие скулы и глаза волка. В «зелёных беретах» он считался лучшим стрелком. Имея немалый выбор, сержант в конце концов остановился на «шайене-408», сравнительно недавней модели затворного действия, которую ценил за несколько большую, чем у других, стабильность при выстреле.
Отправив в ствол пулю, длинную и тонкую, отполированную самым тщательным образом для исключения даже малейшей вибрации при полёте, Бирпоу несколько секунд вглядывался в оптический прицел.
— Я вижу его, капитан, — прошептал он.
То, что пропустил бинокль, заметил прицел. Между вытянувшимися в одну улицу домиками лесорубов стояла закрытая с трех сторон деревьями телефонная будка со стеклянной дверью.
— Высокий, длинные спутанные волосы, густая чёрная борода?
— Точно.
— Что он делает?
— Он в телефонной будке, сэр.
В тюрьме Гуантанамо Измат Хан почти не общался с другими заключёнными. Исключением стал проведший, как и он, много месяцев в «изоляторе» иорданец, воевавший в середине девяностых в Боснии, а затем работавший инструктором в тренировочном лагере «Аль-Каиды». Как и афганец, иорданец держался твёрдо и ни на какое сотрудничество со следователями не шёл.
Однажды, перед Рождеством, когда строгий контроль со стороны надзирателей несколько ослаб, они выяснили, что могут перешёптываться. Если когда-нибудь выберешься отсюда, сказал иорданец, свяжись с моим другом. Он надёжен и всегда готов помочь истинно верующему. Только сошлись на меня.
Измат Хан запомнил имя и телефонный номер. Но он не знал, в какой стране живёт друг иорданца. Более того, он не знал международного кода для звонка из Канады. Зато у него были деньги — полный карман четвертаков из «копилки» хирурга. Афганец опустил монету в приёмник и спросил оператора.
— По какому номеру вы хотите позвонить, сэр? — вежливо осведомилась неведомая канадская телефонистка.
Медленно, с трудом произнося чужие слова, он продиктовал заученный наизусть номер.
— Это британский номер, — сказала телефонистка. — У вас американские монеты?
— Да.
— Хорошо. Вложите в приёмник восемь монет, и я вас соединю. Когда услышите сигнал, добавьте ещё, если, конечно, пожелаете продолжить разговор.
— Взял цель? — спросил капитан Линнет.
— Так точно, сэр.
— Стреляй.
— Но он же в Канаде, сэр.
— Стреляйте, сержант. Это приказ.
Сержант Бирпоу медленно набрал в лёгкие воздуха, задержал дыхание и потянул спусковой крючок. Расстояние — 2100 ярдов.
Измат Хан просовывал монеты в щель приёмника и по сторонам не смотрел, а потому не видел, как прочное стекло «Перспекс» разлетелось на мелкие осколки. Пуля снесла афганцу затылок.
Оператор проявила терпение и ждала, сколько могла. Человек в телефонной будке опустил две монеты и, похоже, ушёл, даже не положив трубку на место. В конце концов она вздохнула, пожала плечами и отключилась.