Концерт лесоводам понравился. А когда последним номером под музыку Чайковского на сцену в пушистых пачках, белых тапочках выплыли семь (как на подбор) «маленьких» лебедей: Виталий, неразлучный с ним Олег Васильцов, Павел Ряболов, Володя Гусев, Олег Евтухов, Игорь Сидоров и Сергей Кучеров, — в зале рыдали от смеха. Лебеди хранили классическое спокойствие.
В канун расставания решили предугадать свое будущее, написали о своих мечтах и запечатали конверты до 1994 года — первой юбилейной встречи в школе. Серьезным или, как обычно, шутливым было его пожелание себе? Сколько рук держало конверт Виталия, а открыть не решился никто, словно в чужую тайну заглянуть до срока…
Непривычно серьезен его взгляд с увеличенной фотографии. В шкафу парадная форма. В букетике полевых цветов — орден Красной Звезды. Разговаривают с родными его письма. В них тщательно скрываемая, но такая явная тоска по дому: «Когда дома был, не задумывался, какая у нас природа, люди, Родина. Посидеть бы сейчас с вами за столом». Так непривычно для бурной его натуры, не любящей засиживаться дома: всегда ждали друзья и задуманные дела, порой не столь важные и нужные, но впереди была целая жизнь!
О его решении в семье знали: даже если не направят, проситься в Афганистан. Потому и спешила к нему в «учебку» Мария Сергеевна с тайной материнской болью, потому и на вопрос командира ответила: «Все знаю, только прошу: готовьте их так, чтобы живыми возвращались». Радовалась тем маленьким праздникам, что удавалось устроить для него. Виталий, раскладывая на кучки привезенные ею сладости, шутливо приговаривал: «Ох, и не повезло тебе, мама, в другие роты сразу по несколько приезжают, а ты у нас на всех одна».
Боевые друзья прислали родителям письмо с описанием последнего боя Виталия и предшествующих событий.
«16 марта 1986 года поступило сообщение, что мятежники для обстрела мирного населения в провинции Газни должны в ближайший кишлак привезти караван с тяжелым оружием и боеприпасами. Чтобы сорвать их планы, наш отряд, в составе которого был и Виталий, скрытно ночью вышел на поиск каравана.
Погода была ненастной: ветер, дождь, идти было трудно. Виталий шутил: „Хорошо, что дождь, воды не надо, да и не заснешь от неподвижности“. Задача была выполнена.
18 марта 1986 года с утра вернулись в часть. Не успели вычистить оружие, обсушиться, и снова тревога. На этот раз душманы собирались совершить террористический акт против местных органов народной власти. Сборы были недолги…
Душманы встретили нас сильным огнем. Отряд ворвался в кишлак и начал теснить душманов. Но тут во фланг разведчикам ударил пулемет. Рядом находилась группа разведчиков. Рискуя жизнью, они отвлекли огонь на себя. Схватка была жаркой. В ход пошли гранаты. Виталий помог раненому товарищу, перевязал его, перенес в безопасное место — и снова в бой.
Духи начали обстреливать нас из тяжелого оружия. Пыль скрипела на зубах, дышать было трудно из‑за дыма и гари, но ребята держались. К душманам подошло подкрепление… Разведчики точными расчетливыми очередями уничтожали самых ретивых. Снова появились раненые. Виталий бросился к раненому другу и в это время выстрелом из гранатомета был сражен сам. Ранение было смертельным. Не приходя в сознание, Виталий скончался на руках у командира группы».
В том бою погиб ротный Виталия, офицер, считавший единственным своим правом в бою право уйти с поля боя последним.
Солдаты наперечет знали его боевые награды, гордились и уважали как старшего друга. Они были вместе до конца.
Виталий любил и умел рисовать, но рисунков в доме почти не осталось: лучшие раздавал и раздаривал.
Среди вещей Виталия, привезенных из части, есть металлическая коробка. Товарищи вложили в нее осколок чужой земли, иссушенной и безжизненной земли с поля боя…
Каждый год после смерти сына — в день ли его рождения, в день ли его смерти, в День воздушно‑десантных войск или просто в какой‑то иной день, — родителей погибшего солдата все время кто‑то навещал, звонил им или просто присылал письма со словами соболезнования, сочувствия, признательности, вдохновения и с просьбами быть мужественными и стойкими в своем горе.
В последний раз друзья‑однополчане Виталия навещали Красниковых в 1997 году. В последующие годы никто не приходил. Видно, из‑за своих проблем не до того было.
Двенадцатую, тринадцатую годовщину отмечали тихо, по‑семейному, в кругу самых близких. Вот уже очередная подходит…
Наверное, память человеческая избирательна и ей свойственно со временем что‑то одно вытеснять из сознания, другое, наоборот, впитывать. Впрочем, это свойство памяти вряд ли относится к родителям, которые любили своего сына и которые не забудут о нем никогда. Только вот тяжесть горькой и невосполнимой утраты, которую многие готовы разделить с тобой в первые дни несчастья, — не переходит ли она со временем в не менее тяжелое и горькое ощущение того, что никому, кроме тебя, эта память уже не нужна?
Когда же им, потерявшим своего сына, было легче: тогда, когда он только что ушел, или сейчас, годы спустя после этого?