Эти кампании часто сопровождал всплеск экономической активности. В Нангархаре и Гильменде увеличение иностранного военного присутствия сопровождалось притоком помощи в целях развития. Проблема состояла в том, что этого никогда не было достаточно. Невозможно просто заменить на что-то иное опийную экономику провинции, в которой выращивание опиума осуществляется на десятках тысяч гектаров, за один год. В то время как те крестьяне, у которых имелись ресурсы, переходили к другим источникам заработка – посылали сына работать на базар, выращивали другие культуры, продавали немного скота и открывали свой бизнес, – другие не могли этого сделать. Эти крестьяне выращивали пшеницу, голодали и начинали возмущаться тем, что получили за отказ от культивирования мака всего пару мешков семян пшеницы и немного удобрений. Они наблюдали, как старейшина деревни, который первым согласился на запрет, получает похвалы и подарки от губернатора, приобретая больше, чем составляет его доля сельскохозяйственных затрат. И это наряду с другими проектами, такими как новый колодец, дамба для защиты его земли от наводнений, артезианская скважина, саженцы для сада и помощь в открытии швейной мастерской.
Поскольку запрет продолжает действовать, а помощь в целях развития не способствует повышению уровня жизни многих из тех, кто не посадил мак, с каждым годом для поддержания низкого уровня его культивирования требуется все больше принуждения. Первоначально посевы мака возвращаются в отдаленные районы. Иногда провинциальное руководство забывает о природе своей власти, установленной в порядке договоренности, о традициях сопротивления, существующих в сельских общинах, и жестоко борется за уничтожение урожая. Оно забывает, что сельские общины являются политическими субъектами, способными самостоятельно вести хозяйство на своей собственной территории.
Когда руководители забывают обо всем этом – как в районе Шерзад в Нангархаре в 2010 г., – они могут потерять хрупкую власть, которую имеют над отдаленными сельскими районами. Солдаты были ранены или убиты, и им пришлось отступить перед лицом вооруженного восстания. Тем не менее, более взвешенная позиция, связанная с боязнью насильственной реакции, а потому позволяющая крестьянам продолжать выращивание мака – возможно, с некоторыми эксцессами в виде уничтожения посевов под прицелом телекамер, – также обнажает слабость государственной власти. По ходу дела воспринимаемый риск культивирования мака начинает уменьшаться. Положение старейшин, согласившихся на запрет культивирования мака, меняется, или они покидают деревню, и тогда все большее число крестьян возвращается к его выращиванию.
В этой ситуации очень мало что можно сделать. Политический выбор афганского руководства – именно он часто подвергался критике со стороны сообщества, занимающегося контролем над наркотиками, – значит немного, когда политическая власть в большей степени основывается на консенсусе и аргументах, чем на военной мощи. Действующий в то время президент Карзай, выступая на созванной в апреле 2005 г. консультативной джирге, на которой присутствовали западные дипломаты и другие (включая Рубина) лица, заявил: «Не ожидайте, что я смогу снова выступить перед крестьянами Афганистана и сказать им, чтобы они не выращивали мак, – они либо посмеются надо мной, либо застрелят меня»[51]
.Часто звучали предложения либо купить урожай опия и сжечь его, либо легализовать и использовать в медицинских целях. В конечном счете, однако, до тех пор, пока для крестьянина не будет существовать реальных экономических альтернатив опию, а афганское государство не сможет гарантировать монополию на приобретение урожая, скупка этого урожая – для любых целей – вызовет увеличение спроса и, следовательно, цены, что приведет к более высокому уровню выращивания мака в последующие годы. Афганское государство, НАТО или США никогда дадут гарантии, что смогут приобрести весь урожай опия, а без этой гарантии крестьяне будут выращивать его для продажи как уполномоченным на то покупателям, так и незаконным торговцам.
Покупка урожая способствовала бы росту незаконной экономики, основанной на производстве опия, а не других культур. Уже в следующем году стоимость покупки урожая резко возрастет, что приведет к огромному расходованию государственных ресурсов.
Для сравнения, Индия является четвертым по величине производителем незаконных опиатов в мире после Афганистана, Мьянмы и Лаоса. Большая часть незаконной продукции в Индии производится с лицензированных плантаций. Если правительство Индии не может гарантировать, что является единственным покупателем законного урожая опия там, и до 30 % его попадает на нелегальный рынок, какой уровень утечки опиатов будет иметь место в Афганистане?