Афганский «черный тюльпан»

Утром, 8-го марта, подполковник Морщакин с командирами всех рот и батарей выехали к ущелью на рекогносцировку, то есть разведку местности предстоящих боевых действий. Они выехали на танке и двух БМД.

Крупными хлопьями шел снег. Капитана Коростылева позвал к себе лейтенант Шамшурин, и он забрался на башню танка Т-62. Коростылев впервые ехал на этой громадной машине с длинным хоботом ствола. С высоты башни танка боевые машины десанта, с сидевшими на них командирами, казались игрушечными машинками.

Не доезжая ущелья эта небольшая колонна остановилась, и подполковник Морщакин, сверяя карту с местностью, поставил офицерам задачи на завтрашний день. Командиры нанесли на свои карты замысел всей операции и свои конкретные действия. До обеда работа была закончена, и, развернувшись, колонна помчалась назад. Коростылев через башенный люк спустился в танк и устроился на откидном сиденье заряжающего. Теснота и компактность оборудования внутри танка поразили артиллериста, привыкшего к свободным и просторным действиям на просторных огневых позициях. Но основной конфуз был впереди. Когда приехали в расположение батальона, Коростылев, вылезая из танка наружу через башенный люк, застрял в нем по плечи — и ни туда и ни сюда. Его заклинило в башне. Одетый по-танковому в добротный полушубок, с полевой сумкой, кобурой пистолета и биноклем на груди, он зацепился этими многочисленными ремнями за края люка. Потешаясь над незадачливым пассажиром, экипаж еле вытащил его наверх под руки. Больше Коростылев в танк не садился.

С утра 9 марта его батарея в полном составе, без одного орудия, оставленного в расположении для охраны, заняла огневую позицию в двухстах метрах от ущелья Дахи-Нау. Старший лейтенант Кривониша и лейтенант Костюков ушли с ротами в горы, а с орудиями остались капитан Коростылев и старший лейтенант Потураев. В течение всего дня они вели огонь по вызову своих корректировщиков, помогая пехоте продвигаться вперед. Расчеты сержантов Орасанова, Сердю-кова, Столярова, ефрейтора Быкова работали почти без отдыха. Снег вокруг орудий подтаял от горячих гильз и раскаленных стволов. Потураев к вечеру охрип от команд, подаваемых на орудия, но свое место по управлению батарей Коростылеву не уступал. И только в сумерках десантные роты, окопавшись в круговую оборону на занятых ими высотах, перестали вызывать артогонь. Коростылев, приказав сержанту Казеко организовать прием пищи солдатам, начал думать о предстоящей ночевке батареи в отрыве от основных сил в обстановке полного окружения небольшими отрядами моджахедов. На ночь он приказал Потураеву оставить дежурный расчет, меняя солдат через четыре часа и караул из парных часовых со сменами через два часа.

Ночь выдалась холодной, небо было затянуто низкими облаками. В перерывах между проверками постов Коростылев с Потураевым сидели в промозглой кабине УРАЛа и, понурив в рукав, дремали друг у друга на плече. Усталость одолевала их, как и холод, забравшийся под одежду. Тогда они выходили из кабины и, разойдясь в разные стороны огневой позиции их колонны УРАЛов, проверяли посты, при этом согреваясь на ходу. Солдаты свободных смен спали в кузовах УРАЛов на ящиках со снарядами. Кузова были с брезентовыми тентами, но жарко там тоже не было.

К рассвету небольшой снегопад спрятал все следы на дороге и вокруг орудий. Коростылев по радио получил приказ подполковника Морщакина выдвинуть батарею вперед через ущелье и занять огневую позицию за ним в двух километрах. Потураев начал заниматься с расчетами оставлением огневых позиций, а Коростылев задумался над престоящим перемещении батарей через шестикилометровое ущелье Даха-Нау. За ночь моджахеды могли его заминировать, а саперов, умеющих профессионально управляться с противотанковыми минами и фугасами, у него не было. Когда колонна тягачей с орудиями была готова к движению, Коростылев поделился своими опасениями с Потураевым. Ехать по дороге ущелья, присыпанной свежим снегом, без проверки ее саперами и не видя следов возможного минирования — это неоправданно подвергать своих солдат опасности. Но саперов нет, а приказ выполнять надо. И тогда старший лейтенант Потураев поступил так, что Коростылев до сих пор, вот уже двадцать лет, вспоминает с восхищением, благодарностью и преклонением. Евгений сразу же предложил командиру батареи:

— Давай, комбат, поступим так. Я сяду за руль УРАЛа с прицепленной гаубицей, но без солдат, и первым поеду поущелью. Если я не взорвусь, батарея строго по моему следу в снегу проедет этот опасный участок. Согласен?

Коростылев онемел…

— Ты что, Женька, говоришь? Как же я отпущу тебя на мины? Как мне жить потом, если ты погибнешь? Ты подумал об этом?

— Подожди, комбат, подожди! Во-первых я не думаю, что подорвусь, во-вторых, у тебя есть другое предложение?

Коростылев закурил, дал прикурить Потураеву и после нескольких минут молчания сказал:

— Ты прав! Другого ничего не остается. Не посылать-же нам туда рядового солдата, а самим ждать, когда он подорвется.