На следующий день, пока полк занимался сооружением палаточного городка, батальон, в котором находилась и рота капитана Пронина, отправили вдоль по ущелью, к Алмазным приискам, осматривать местность. Решили так: батальон следует по ущелью, а два взвода пойдут по горам, чуть впереди, – прикрывая его от внезапного нападения душманов с гор. В прикрытие вызвались первый взвод старшего лейтенанта Иващука и второй – лейтенанта Шнайдера. Старшим групп назначили Иващука. После незначительных приготовлений, взяв с собой самое необходимое, – сухие пайки, оружие, боеприпасы, – два взвода выступили в опасный рейд… Идти было нелегко, – все-таки не по бульвару шагать, – и чем дальше уходили бойцы в горы, тем все тяжелее и тяжелее приходилось еще не закаленным войной ребятам. Громадные вещмешки много килограммовой ноши до боли вдавливали лямками в плечи; неприятно ныли ноги, а от постоянных подъемов и спусков легким не хватало кислорода. «Молодые», как обычно, тащили на себе еще и «дембельское» снаряжение. По горам шли след в след за сапером, боясь отступить в сторону от «ниточки», чтобы случайно не подорваться на мине-ловушке, – иначе взорвешься сам и пострадают рядом идущие товарищи. Никитин шел между двумя солдатами – Мишей Пеньковским и Альгисом Муляускасом. Пеньковский то и дело поворачивал к Сергею свою потную физиономию, весело подмигивая, словно хотел сказать: «Ничего, браток, прорвемся!», и от этого, на первый взгляд незначительного внимания, Никитину становилось легко на душе. Толстый латыш-черпак шел сзади пыхтя и ухая, словно паровоз, иногда, боясь оступиться с узкой тропы, хватался руками за Сергеев рюкзак. Солдату едва хватало сил удерживать равновесие, чтобы не загреметь в пропасть вместе с этим краснощеким придурком. К вечеру обе группы прикрытия вышли на условленное место, где, как было ранее договорено, должны встретиться с идущим по пятам батальоном. Только тут, впервые за весь мучительный от рейда день, сделали долгожданный привал и начали располагаться на ночь, предусмотрительно выставив дозоры. Поступившая команда привести себя в порядок и приготовиться к принятию пищи не возымела должного эффекта на личный состав. Измотанным бойцам было не до еды. Хотелось скорее упасть и расслабиться, напрочь не думая ни о чем, – балдея от предоставленного отдыха, закрыть глаза и уснуть.
– Серый, Се-рый, ты что, спишь уже, что ли? – услышал Никитин сквозь приятную дремоту девичий голос Мишутки Соловья. – Спишь, что ли, спрашиваю?
– А то ты сам не видишь, балбес. Ну что тебе еще надо?
– Слушай, Серега, – оживился Пеньковский и почти в самое ухо громко, с выражением зашептал:
– «В Афганистане я служу
И в рейды каждый день хожу.
Вблизи Панджшнр – душман мильон
И в рейд уходит батальон…»
– Ладно, ладно, Мишутка, – внезапно оборвал поэта Никитин, – В другой раз прочтешь свое творение, а то нашел время стишки писать! Ложись лучше отдохни, неугомонный…
– Хорошо, – пожал плечами Пеньковский, – В другой раз, так в другой раз, – и уместился рядом с Сергеем, положив голову на свой утоптанный солдатский вещмешок. Но долго спать ребятам не пришлось…
– Ромашка, Ромашка, я –Сосна, прием…Как слышно? Прием…По сообщению местных сарбозов ваш батальон разбит в малом ущелье вооруженными «духами»…Срочно спускайтесь с гор в ущелье выносить убитых и раненных… Координаты… Высылаем вам в помощь живую силу и технику. Как поняли? Прием…