Афганский рубеж (СИ)

— Потому что неделя — срок предоставления для Целевого, которому ещё нужно показать все эти бумаги командующему. Перед этим всё должны проверить парни из политуправления. А ещё перед ними в командовании ВВС армии почитают. Командир дивизии Кувалдин тоже захочет посмотреть, а у него есть свой замполит. Нехитрыми вычислениями недельный срок превращается в несколько часов. Быстрее, Лёня, пока время вышло, — картинно посмотрел на часы Кислицын.

Обычно в такие моменты находится кто-то один и выступает главным идейным вдохновителем описания подвигов. В этом ничего плохого нет, поскольку у командиров забот «полон рот».

Ещё если сидеть придумывать представление на награду каждому в эскадрилье, то в сутках должно быть 48 часов, а не 24, чтоб всё успеть.

На следующий день лётную работу мы закончили быстро. У всего личного состава появилось время, чтобы передать все бумаги Кислицыну. Сидя в классе подготовки на КДП, повышенная, мозговая деятельность продолжилась.

— Лёня, ты уже который раз ко мне приносишь бумагу? Другие лётчики ещё и по одному разу не написали, а ты уже с пятым идёшь. Оптом награды не выдают, — отчитывал его замполит.

Чкалов не расстраивался и продолжал писать. То и дело, что-то в его тексте не нравилось замполиту.

Следом за Лёней, подошел к Кислицыну я. Свой «подвиг» расписать получилось быстро. Замполит обрадовался, когда обнаружил грамотный текст в моём представлении.

— Клюковкин, ты как умудрился так красиво написать? Даже я за столько лет службы не смог бы столь феерично себя преподнести.

— Пошёл и у Берёзкина спросил, — пошутил я.

— Смешно! Этот Берёзкин уже всю плешь проел с этими представлениями. Его, видимо, Целевой напряг хорошенько. Теперь чуть ли не каждый час присылает человека за бумагами.

Дольше всех писал Батыров, поскольку его представление должно было быть мощнее, чем у других. Ну и Чкалов всё никак не мог сообразить. Даже подглядывал к остальным, чтобы списать.

— Вроде готово. Сань, прочти. Не слишком ли мало? — протянул Батыров мне 2 листка.

Расписал командир звена слишком мало всего. Особое внимание уделил прилёту в Афганистан, и как он героически выдерживал параметры силовой установки во время перелёта.

А вот самые лучшие эпизоды решил «скомкать». Например, эвакуации лётчика один абзац, а группы Сопина — полтора.

— Димон, с таким представлением я тебе и благодарность бы не дал. Первый раз, что ли, пишешь? — спросил я, отдавая ему написанные листы.

— Раньше только выговора тебе объявлял. Но там ничего писать не надо было.

Так он ещё и Клюковкину взыскания давал! Вот так друг у меня.

— Бери ручку и давай писать. Читай, что там у тебя написано, — показал я на листок.

— Зачем?

— Потому что не напишешь ты, додумывать за тебя никто уже не будет. Скажут, что недостоин звезды Героя, и объявят «большое командирское спасибо».

Димон зачитывал каждое предложение, а я их переформулировал.

— Пиши — за время выполнения интернационального долга в Афганистане показал высокий профессионализм и великолепные организаторские способности.

— Я же не особо много и организовывал, — начал спрашивать Димон.

— Пиши, как я тебе диктую. Дальше, «неоднократно проявлял мужество, отвагу и героизм в борьбе с антиафганскими силами. При выполнении боевых вылетов действовал»…

— Мы же с тобой не совсем боевые вылеты выполняли, когда людей эвакуировали, — продолжал задавать глупые вопросы Батыров.

— Пиши. Мне лучше знать, — ответил я. — Далее, «умелые действия и проявленные высокие моральные качества коммуниста старшего лейтенанта Батырова, позволили не допустить создания проимпериалистического плацдарма внешней агрессии на южных границах СССР».

— Сань, ну это уже перебор! — воскликнул Батыров.

— Ты звезду хочешь или благодарность? Пиши!

Димон написал ещё пару страниц под моим чутким руководством.

— Я тут и про вас написал, — сказал Батыров, показывая, где он упоминал меня и Сабитовича. Вот только обострённое чувство справедливости здесь ни к чему.

При первом прочтении я этого не заметил. Как только я перечитал, то чуть не обалдел.

— Ты зачем пишешь, что это я управлял вертолётом? — произнёс тихо, когда увидел, что Батыров написал о моём решающем вкладе в эвакуацию группы разведки.

— Ну, это же честно.

Я рад, что Димон ценит меня и Сабитовича. Старается не приписывать все заслуги себе. Но в данном случае, звезда Героя Советского Союза, полученная Батыровым, позволит и Кариму, и мне получить награду. А также и многим другим.

— Тут принцип паровоза — есть локомотив, который всех тащит за собой. Вот ты и есть этот самый локомотив. Поэтому убирай все упоминания о нас. Если большие люди прочитают о моём прямом участии, то тебя снимут с должности и отправят в народное хозяйство.

— Всё равно это неправильно по отношению к вам.

Наивный человек! Я пытаюсь говорить всё тише, чтобы никто не услышал. А Димон только голос повышает.

— Ты это можешь мне рассказать, Кариму или дома жене. И то, 100 раз подумай. Остальным в эскадрилье не стоит этого говорить.