Афинская школа

Все это время Тутанхамон стоял довольно далеко, полуприкрытый зеленью. Когда я засмеялась, Тутанхамон приблизился и присел на скамейку со словами: «Стало быть, я не зря преодолел свою природную робость, вы именно то, что я предполагал». А дальше… дальше он начал говорить и говорил без передышки весь день до вечера. Мы сидели на скамейке, потом гуляли по аллеям, выходили за территорию, снова возвращались. Про обед забыли, за ужином папа удивлялся моему неожиданному аппетиту. Тутанхамон в это время уже ехал на электричке в Москву – он вырвался в Дом отдыха всего на один день, приехал к своим знакомым, но весь этот день провел со мной, юной леди, не читавшей Мандельштама и Булгакова, в чем я ему в конце концов созналась.

Олег Николаевич – так его звали – обещал дать мне почитать их книги. Человек он – необыкновенный, начитанный, разбирается и в литературе, и в кино, и в живописи. Он немного странноват, из породы «чудаков», такие не должны нравиться. Он филолог, работает в институте, за эти несколько часов я, пожалуй, узнала больше о литературе, чем за все школьные годы. Некоторые его взгляды меня буквально поразили, так смело он говорил о вещах, над которыми я не привыкла задумываться. Например, о революции. Он считает, что это не метод, ссылается на Достоевского. Достоевский – предмет его исследований. О нем он тоже много говорил, мне запомнилось, что он сказал: «Одного не понимаю – его отношения к полякам и евреям». Тут я поспешила сказать, что отец у меня еврей и сама я тоже считаю себя еврейкой, – я вдруг испугалась, что он скажет что-нибудь не то, не зная, кто перед ним. Но он, оказывается, понял. И сказал, что вклад евреев в русскую и в западную культуру безмерен; тут он начал перечислять имена, многих я никогда не слыхала и о половине не подозревала, что и они – тоже, например, композитор Бизе. Олег Николаевич – настоящий русский интеллигент, вел он себя очень сдержанно, даже слегка церемонно, но втайне я понимала, что весь этот всплеск красноречия был бы невозможен, если бы я ему немного не нравилась.

Когда мы прощались, он поглядел мне в глаза: «Знаете, на кого вы похожи? На женщин с картин Рембрандта. Гордитесь, юная леди!» Я дала Олегу Николаевичу свой телефон, и он обещал позвонить.

Аня Безуглова

В прошлом году я распрощалась с Веткой, моей подружкой. Она отвалила в ПТУ, учиться на телефонистку. Совсем девочка сбрендила. Её уход я понимаю так: захотелось птичке на волю. Ну, и парней там много, нравы легкие – все курят, пьют и кое-что еще делают. Ветка такая, ей главное, какое она впечатление произведет, чтобы шмотки были модные, краска импортная, чтобы все девчонки вокруг завидовали. Давно мы что-то с ней не встречались, интересно бы послушать, что она еще отколола.

В прошлый раз рассказывала, как ее угощали в ресторане какие-то полублатняги. Описала свой наряд, закуску, импортное видео, кое-что еще пыталась рассказать, да я слушать не стала, бесстыжая девка стала, ужас! И как только ее родители дома держат! Хотя она с родителями совсем не считается. Тетя Клава говорила моей мамаше, что Ветка ее избивает, требует денег.

И даже приводила какого-то из своей компании на ночь – неужели правда? – это в смежной-то комнате, кошмар!

Себе желаю никогда не быть такой, как моя бывшая лучшая подруга Вета Воробьева. Моя самая большая мечта – полюбить хорошего человека и чтобы он меня полюбил. Чтобы была семья, а не как у моей мамаши. Многие девчонки в наше время думают, что никакой любви нет, что все это выдумали Пушкин и прочие писатели. Я могу привести свой пример, есть любовь. Я, например, люблю. И не скрываю. Потому что это не как у Ветки – любой подойдет. Пока моя любовь без взаимности, не обращает он на меня внимания. Хотя я ничего себе девушка, одеваюсь тоже неплохо: мамаша – закройщица, в лепешку расшибается. Но я упорная и знаю: за счастье надо бороться.