Афинские убийства, или Пещера идей

Они прошлись по гимнасию, усеянному следами недавнего разрушения: тут и там виднелись изрезанные трещинами от жестоких атак стены, разбитая мебель вперемешку с копьями и дисками, взрытый копытами колосса песок, каменный пол, покрытый сорванной со стен кожей, подобной огромным известковым лепесткам цвета лилий. Виднелись погребенные под обломками осколки кувшина: на одном из них были изображены девичьи руки, воздетые вверх и раскрывшие ладони в молящем о помощи или предупреждающем кого-то об опасности жесте. В воздухе вилось пегое облако пыли.*

[* Нравится автору поиграть с читателями. Вот оно, завуалированное, но ясно различимое доказательство того, что я был прав: дева с лилией — еще один важнейший эйдетический образ этого произведения! Я не знаю, что он значит, но он здесь есть (его присутствие бесспорно: обратите внимание, как близко находится слово «лилии» к подробному описанию жеста девы, изображенной на засыпанном осколке кувшина). Должен признаться, находка эта растрогала меня до слез. Я бросил перевод и направился к дому Элия. Я спросил, возможно ли просмотреть подлинный манускрипт «Пещеры». Он посоветовал мне поговорить с Гектором, главным редактором издательства. Наверное, он что-то заметил в моих глазах, потому что спросил, что со мной происходит

— В тексте какая-то девушка просит о помощи, — сказал я ему.

— И ты ее спасешь? — в ответе звучала насмешка.]

— Ах, Эвмарх, — произнес Гераклес, послушав старца, — как же мне отплатить тебе за эту услугу?

— Заплати мне, — ответил старик.

Они снова засмеялись.

— Да, вот еще, мой добрый Эвмарх. Я заметил, что на полке Эвния, друга твоего ученика, стоит небольшая клетка с птичкой. Это воробей, обычный подарок любовника своему возлюбленному. Знаешь ли ты, кто любовник Эвния?

— Клянусь Фебом-Аполлоном, об Эвнии мне не ведомо ничего, Гераклес, но у Анфиса есть точно такой же подарок, и я могу сказать тебе, от кого он: от Менехма, скульптора и поэта, который по нему с ума сходит! — Эвмарх дернул Гераклеса за плащ и понизил голос. — Анфис давно рассказал мне об этом и заставил поклясться богами, что я никому не скажу…

Гераклес на минуту задумался.

— Менехм… Да, в последний раз я видел этого чудака-художника на церемонии погребения Трамаха и помню, что присутствие его меня удивило. Значит, это Менехм подарил Анфису воробышка…

— Тебя это удивляет? — взвизгнул старик своим резким голосом. — Клянусь голубоглазой Афиной, этот прекрасный златоволосый Алкивиад получил бы от меня целое гнездо, хоть старому рабу и не на что надеяться!

— Ну, Эвмарх, — Гераклес заметно повеселел, — мне пора идти. Но сделай так, как я сказал…

— Если, Гераклес Понтор, ты будешь и дальше платить мне так, как теперь, твои приказы будут для меня все равно, что наказ солнцу восходить каждый день.

Они дали круг, чтобы не возвращаться через Агору, где в этот вечерний час было полно народу из-за Ленейских празднеств, но, несмотря на это, толпы зевак, участвовавших в уличных играх, преграды из импровизированных спектаклей, лабиринт развлечений и непрекращающиеся жестокие стычки с тол пой затрудняли их продвижение. Наконец, когда они добрались до квартала Скамбонидов, где жил Гераклес, он сказал:

— Будь моим гостем в этот вечер, Диагор. Моя рабыня Понсика готовит не так уж плохо, а спокойный ужин на исходе дня — лучший способ восстановить силы на завтра.

Философ принял приглашение. Войдя в темный сад, окружавший дом Гераклеса, Диагор сказал:

— Я хотел извиниться. Пожалуй, в гимнасии я мог бы более спокойно выразить мое несогласие. Мне жаль, что я обидел тебя ненужными оскорблениями…

— Ты для меня заказчик, Диагор, и ты мне платишь, — как всегда спокойно ответил Гераклес. — Все проблемы с тобой — часть этого дела. Твои же извинения я принимаю за выражение дружбы. Но они тоже не нужны.

Диагор подумал, шагая по саду: «Какой ледяной человек. Кажется, ничто не может пронять его душу. Как может открыть Истину тот, кого не трогает Красота и совсем никогда не захватывает Страсть?»

Гераклес подумал, шагая по саду: «Не совсем понимаю, кто этот человек: просто идеалист или еще и идиот. В любом случае как может он хвалиться, что открыл Истину, если абсолютно не замечает ничего, что происходит вокруг него?»*

[* Я с наслаждением перевел этот фрагмент, потому что думаю, во мне есть что-то от обоих героев. Спрашивается: может ли открыть Истину такой человек, как я, которого трогает Красота и иногда захватывает Страсть, но который в то же время старайся замечать все то, что происходит вокруг?]

Вдруг дверь дома открылась от резкого удара, и появился темный силуэт Понсики. Ее безликая маска ничего не выражала, но тонкие руки необычайно быстро двигались перед хозяином.