Афинские убийства, или Пещера идей

Они расхохотались. Смех Крантора был каким-то грязным, корявым; Диагор подумал, что похоже было, что смеется он смехом разных людей, собранным во время путешествий. Он же, Диагор, вежливо улыбался. Закутанная в свое молчание Понсика убрала со стола пустые пиалы и подала еще вина. Внутри трапезной было уже совсем темно, и масляные лампы выделяли из темноты лица троих мужчин, так что казалось, что они парят в сумерках пещеры. Слышно было непрерывное урчание жующего Кербера, а в окошки время от времени молниями врывались крики снующей по улицам толпы.

Крантор отказался воспользоваться гостеприимством Гераклеса: он был в Городе проездом в своем нескончаемом житейском странствии, пояснил он; сейчас направлялся на север, за Фракию, в царства варваров, на поиски Гипербореев; он пробудет в Афинах лишь несколько дней: повеселится на Ленеях и сходит в театр — «на комедии — единственные хорошие представления в Афинах». Он заверил, что уже остановился на постоялом дворе, где не возражали против присутствия Кербера. Пес гадко залаял, услышав свое имя. Изрядно выпивший Гераклес указал на собаку и заметил:

— В конце концов ты таки женился, Крантор, хоть и ругал меня всегда за то, что я взял себе жену. Где ты нашел свою красавицу?

Диагор чуть не подавился вином. Но добродушная реакция Крантора подтвердила его догадку: его объединяла с Разгадывателем близкая, горячая, крепкая детская дружба, непостижимая для чужого глаза, которую не смогли до основания разрушить ни годы, ни расстояния, ни разделявшая их странная жизнь. Да, до основания, ибо Диагор также догадывался — он бы не мог объяснить почему, но такое часто с ним бывало, — что оба они недолюбливали друг друга, и им, казалось, нужно было во что бы то ни стало прибегнуть к тем детям, которыми они когда-то были, чтобы понять и вынести тех взрослых, которыми они стали.

— Кербер прожил со мной намного дольше, чем ты думаешь, — уже другим голосом ответил Крантор, подавляя грозный бас, будто он не просто говорил, а убаюкивал младенца. — Я нашел его на молу, он был так же одинок, как я. Мы решили объединить наши судьбы, — продолжил он, глядя в темный угол, где пес люто грыз кость. А потом добавил, рассмешив Гераклеса: — Должен тебя уверить, он оказался прекрасной женой. Он много кричит, но только на чужих. — И он протянул руку над ложем, чтобы ласково похлопать маленькое беловатое пятно. Пес залился протестующим лаем. Помолчав, Крантор, обращаясь к Гераклесу, сказал:

— Ну а Хагесихора, твоя жена…

— Она умерла. Парки выткали ей долгую болезнь.

Последовало молчание. Разговор прервался. Наконец Диагор выразил желание уйти.

— Если это из-за меня, не стоит. — Крантор поднял огромную сожженную руку. — Мы с Кербером уже скоро уходим. — И почти сразу же спросил: — Ты — друг Гераклеса?

— Скорее заказчик.

— А, таинственные загадки! Ты попал в хорошие руки, Диагор: я знаю, что Гераклес — замечательный Разгадыватель. Он немного поправился с тех пор, как я видел его в последний раз, но, уверяю тебя, не утратил ни своего насквозь пронизывающего взгляда, ни быстрого ума. Какой бы ни была твоя загадка, он разгадает ее за несколько дней…

— Ради богов дружбы, не надо сейчас о работе! — запротестовал Гераклес.

— Значит, ты — философ? — спросил Диагор Крантора.

— А какой афинянин — не философ? — ответил тот, вздымая черные брови.

Гераклес заметил:

— О, не заблуждайся, добрый Диагор: Крантор действует по-философски, а не думает, как философ. Он доводит свои убеждения до конца, потому что не хочет верить в то, что не может сделать. — Казалось, Гераклес получал удовольствие от этого объяснения, как будто именно эта черта больше всего нравилась ему в старом друге. — Я помню… помню одну из твоих фраз, Крантор: «Я думаю руками».

— Ты плохо помнишь ее, Гераклес. Фраза была: «Руки тоже думают». Но я расширил ее на все тело…

— Ты и кишками думаешь? — усмехнулся Диагор. Как бывает с теми, кто редко пьет, вино сделало его циничным.

— И мочевым пузырем, и членом, и легкими, и ногтями пальцев ног, — перечислил Крантор. И через мгновение добавил: — Ведь ты, Диагор, тоже, кажется, философ…

— Я ментор Академии. Ты знаешь, что такое Академия?

— Конечно! Наш дружище Аристокл!..

— Мы давно обращаемся к нему по прозвищу — Платон. — Диагор был приятно удивлен, увидев, что Крантор знал настоящее имя Платона.

— Да знаю. Передай ему, что на Сицилии его часто вспоминают…

— Ты был на Сицилии?

— Можно сказать, я прямо оттуда. Ходят слухи, что тиран Дионис затаил вражду на своего зятя Диона только из-за учений твоего приятеля…

Диагор обрадовался этим вестям.

— Платон будет очень доволен, узнав, что его путешествие на Сицилию начинает приносить плоды. Но прошу тебя, Крантор, скажи ему об этом сам, в Академии. Пожалуйста, заходи к нам, когда хочешь. Если пожелаешь, приходи к нам на ужин: там ты сможешь поучаствовать в наших философских диалогах…

Крантор насмешливо разглядывал чашу с вином, будто в ней было что-то комичное или потешное.

— Благодарю тебя, Диагор, — ответил он, — но я подумаю. Честно говоря, меня не прельщают ваши теории.