Афинский яд

— Тс-с! Нас могут услышать. Нет, нет, разумеется, я не должен фигурировать в деле, особенно если учесть, что я работал под чужой личиной. К чему лишние неудобства? Это полностью разрушит план моего господина! Я должен остаться в стороне, пойми. Ты же не хочешь вмешать сюда Антипатра?

Я не был готов к такому повороту событий и страшно разозлился. Подумать только, этот чужеземный лицедей использовал меня, словно марионетку, словно какой-то инструмент! Я дал себе слово, что когда-нибудь поквитаюсь с Архием. Хорошо, что я не рассказал ему о серебряных монетах в кувшине старухи! Впрочем, эти соображения были слабым подспорьем в предстоящем деле. Я пришел к жилищу Эргокла и потребовал домоправителя. Вернулся хозяин, но, будь у него возможность выбирать, он предпочел бы другой способ.

XX угольщик

Доставлять по адресу труп — дело не из приятных. Разумеется, обитатели весьма заурядного жилища Эргокла пришли в отчаяние. Поскольку покойный был вдовцом и не мог похвастать большим количеством родственников, меня попросили дождаться его шурина. Я настоял, чтобы тело унесли в дом и отдали на попечение рабынь, а сам остался снаружи вместе с несчастным ослом, который никак не мог успокоиться и, к тому же, проголодался. А на каменистой мостовой не было ни клочка зелени. Наконец явился родственник Эргокла, а с ним — архонт, которому я рассказал о случившемся. Эргокл явно скончался гораздо раньше, чем сегодня утром, а потому, как и предсказывал Архий, меня не заподозрили.

Мое повествование было сухим и кратким: я продавал мед, увидел какую-то ткань в канаве и, подойдя, обнаружил мертвого Эргокла. Нет, я понятия не имею, кто мог его убить. О жилище стариков я умолчал. Ни старик, ни старуха никак не могли свернуть шею здоровому, полному сил мужчине средних лет (хотя в сворачивании шей гусиных оба весьма поднаторели).

Все это затянулось до вечера, поэтому лишь следующим утром я смог отправиться к Аристотелю с новостями, подозревая, что Архий успел меня опередить. К счастью, актер-шпион еще не появлялся у Основателя Ликея, и тот ничего не знал о смерти Эргокла. Аристотель потребовал подробного рассказа, и я охотно повиновался, не забыв упомянуть о том, что меня сопровождал переодетый Архий, который обнаружил тело накануне.

— Видимо, Архий отправился по той дороге, надеясь выяснить что-то о Клеофоне, — предположил философ. — Если допустить, что Архий не лжет и нашел Эргокла случайно, выходит, он нащупал какую-то ниточку, ведущую к мальчику. Что же, получается, Эргокл помогал ему сбежать? Что он мог с этого получить? Или он сам искал Клеофона? Вот это больше похоже на правду. Если Эргокл не терял надежды вытянуть-таки из Критона деньги, он мог решить, что, вернув в семью младшего брата, умаслит старшего. С другой стороны, он мог действовать в интересах Критона-обвинителя, то есть убить Клеофона или тайно увезти его из города, рассчитывая на щедрую благодарность. Когда Гермию казнят, юноша станет единственным наследником огромного богатства. А факт подкупа скрыть несложно: я, мол, просто возвращаю Эргоклу «старый долг», и все. По крайней мере, так мог рассуждать наш малоприятный знакомый.

— Это слишком сложно, — неуверенно возразил я. — И потом, мне кажется, Эргокл изменился, точнее, перешел на другую сторону.

— Поясни.

— Во-первых, когда мы спускались с холма после суда, Эргокл вопил, что проспорил кучу денег. Он еще сказал, что теперь, мол, ему особенно нужны деньги на покупку рабыни. Сейчас я думаю, что это предназначалось скорее для Филина, нежели для Критона. Он говорил что-то о «прекрасной рабыне», вновь намекая на Мариллу, как мне кажется. И вдруг, ни с того, ни с сего, Эргокл встает на сторону Критона и поддерживает новое обвинение в адрес Фанодема и Гермии. Мы уже говорили — это очень странно. Думаю, Критон и так должен был хорошо ему заплатить, а посулил, наверно, еще больше.

— Ты прав, Стефан. Мотивы меняются. Ты хочешь сказать, что Критон решил заключить перемирие с Эргоклом, лишь бы неугомонный скандалист не путался под ногами? Значит, Эргокл вполне мог переключиться на другую жертву — Филина, к которому и были обращены его ехидные замечания.

— Именно. Филин забрал себе «прекрасную рабыню», которую коротышка некогда делил с Ортобулом, и даже не подумал предложить компенсацию. Эргокл ведь был одержим мыслью, что его обвели вокруг пальца.

— Эргокл обожает… обожал предъявлять претензии, — напомнил Аристотель. — Его основным занятием было находить повод для жалобы и требовать возмещения ущерба. Если судьба была к нему неблагосклонна, он считал, что кто-то обязан за это заплатить. Эргокл был не слишком умен. Скольких он донимал? Ортобула, теперь уже покойного. Критона, Гермию, Фанодема и, наконец, Филина. Бедняга Эргокл, никто его не любил. У многих был повод от него избавиться. Его мог убить, кто угодно.