Афинский яд

— Приветствую тебя, Аристотель Стагирит, — молвил посетитель. — Антипатр писал обо мне. — Он взглянул на восковые таблички, лежавшие на столе. Они были сложены, но казалось, его острый взгляд способен проникнуть сквозь дерево.

Юноша обежал глазами комнату.

— Кто эти люди? — требовательно вопросил он.

Аристотель поднялся.

— Я Аристотель, сын Никомаха, — церемонно ответил он. — Это Феофраст, можно сказать, моя правая рука. И, наконец, Стефан, сын Никиарха, гражданин Афин и мой добрый друг.

— Быть может, вы меня уже знаете, — непринужденно заметил гость. — По крайней мере, ты, Стефан Афинский, ибо ты не чужеземец и посему имеешь право посещать Ленеи. «Куда гонят нас сквозь соленые брызги дышащие дождем ветра».

— Да, правда, — согласился я. Теперь, услышав этот голос и строчку из недавно виденной драмы, я понял, кто стоит перед нами.

— Ты играл на последних Ленеях, — воскликнул я. — В тот день, когда шел проливной дождь. Конечно, я не знал тебя в лицо, ты ведь был в маске. Но я узнал голос, и движения тоже показались смутно знакомыми.

— И это все, что ты запомнил из моего выступления на Ленеях?

— О, ты был очень хорош. И… да, тебе дали награду.

— Совершенно верно. Я получил награду как лучший актер, — самодовольно заявил юноша. — Я Архий, актер. Сам Антипатр — поклонник моего таланта. Я могу сесть, не правда ли?

— О, мои извинения. Прошу, садись. — Аристотель вернулся за свой стол, а Архий занял лучшее кресло в комнате. Смотрелся он в нем внушительно.

— Итак, Архий, актер, чем мы можем быть полезны? — с легкой улыбкой вопросил философ. — Боюсь, я не пишу пьес, так что мне нечего тебе предложить. Но сейчас распределяются роли для следующих Дионисий, и я замолвлю слово…

— Было бы мило, конечно, — сказал Архий, отвергая предложение Аристотеля грациозным взмахом руки, — но об этом позаботятся без вас. Мой профессиональный успех, если можно так выразиться, вполне устойчив. Однако жизнь актера полна опасностей. Многие мои собратья снискали славу, некоторые — богатство. Но век наш недолог. В этом смысле актерское мастерство не похоже на прочие искусства и ремесла.

— И правда, не похоже, — согласился заинтересованный Феофраст. Архий поднял бровь.

— Тем не менее, это искусство и ремесло. Способности нужны необычайные, а мастерство трудно совершенствовать. Оно подразумевает хорошую память, выносливость спартанца, сильный голос — все это не подлежит сомнению. Вдобавок, актер должен постоянно и неутомимо наблюдать за людьми и обладать редким даром проникновения в чужую личность и чужой характер. Это может быть человек другого пола и другого народа — или вовсе не человек, а, к примеру, птица.

— Да, — не совсем уверенно согласился я. — Конечно, маски и костюмы — это большое подспорье. И мастерство драматурга, который так много может рассказать о героях. Не представляю, что бы актеры стали делать без масочника и текста.

— Весьма прискорбно, — отозвался Архий, — что чудесный дар, способный спрятать что угодно и даже сам себя, затмевают дешевые поэтические трюки драматурга и нудная работа масочника. На самом деле, лишь огонь, горящий в душе актера, творит спектакль. Без умения вдохнуть жизнь в образ нет театрального действа.

— Но, — вмешался Аристотель, — мы не должны забывать о хоре, который, вероятно, стоит у истоков театра. В давние времена обряды и пение…

Но Архия не интересовали академические тонкости.

— Мы говорим о настоящем, а не о прошлом, — перебил он Аристотеля. — Гений Антипатра, командующего и регента Александра, отчасти проявляется в его восприимчивости и дальновидности. Он услышал обо мне от знакомого. Ленеи закрыты для македонцев, но, разумеется, им нужно знать, что там происходит. И вот Антипатр призвал меня, когда был в Коринфе. С помощью каких-то бездарей я сыграл кое-что из своих ролей, приготовленных для Ленеи, но на этот раз — лично для регента и двух-трех его близких друзей. Антипатр был восхищен, он завалил меня комплиментами и дарами. Но самой большой неожиданностью стало его предложение: употребить мои выдающиеся таланты на благо государства.

— Иными словами, шпионить, — прямо сказал я.

— Не совсем, — ответил Архий, выпрямляясь в кресле и не сводя глаз с Аристотеля. — Возьмем семью: очевидно, что любому из домашних — будь то супруге, наложнице, ребенку или рабу — всегда следует быть в распоряжении хозяина дома. Он должен знать, где они, чем заняты, чтобы в любой момент призвать их к ответу. Он велит: «А ну, привести мне черного коня!», или: «Пусть немедля явится мой младший сын!» — и его приказы беспрекословно выполняются. Подобным же образом любой человек в государстве должен быть в распоряжении царя или правителя. Если он не знает, где его подданный, он должен найти человека, который знает. Мои способности позволяют выследить и захватить жертву, когда она — или он — даже не подозревает о моем приближении. Ибо я никогда не охочусь в собственной личине, если вы понимаете, о чем я.