Афины и Спарта. Борьба за гегемонию в Греции в V в. до н. э. (478-431 гг.)

Кратко сформулированные Фукидидом мысли о культурной экспансии афинских духовных ценностей впоследствии развил и углубил Диодор, пользовавшийся, кроме Фукидида, еще и сочинением Эфора. Ценным источником информации на этот счет может служить приведенная Диодором речь сиракузянина Николая, которую он произнес на собрании, где решался вопрос о судьбе афинских военнопленных, потерпевших поражение после неудачной сицилийской экспедиции 415—413 гг. до н. э.

Главная идея, отразившаяся в речи Николая, заключается в том, что афиняне являлись не только учителями и благодетелями людей, но и творцами цивилизованного образа жизни. В подтверждение этому Диодор приводит, по крайней мере, три важных доказательства.

Так, историк отмечает, что Афины претендовали на то, чтобы их город считался убежищем для претерпевающих страдания (Diod., XII, 227). Эти претензии отчасти оправдывались исторической действительностью. Афины в самом деле давали убежище многим представителям ахейской знати, и впоследствии там был сооружен Алтарь прощения, который получил название «Кроткое милосердие» (Paus., I, 17).

В другом месте Диодор подчеркивает, что «афиняне заслужили уважение и чувство благодарности за их благодеяния людям, поскольку они первыми познакомили эллинов с цивилизованным образом жизни. Они открыли законы, благодаря которым общая жизнь из жестокой и полной насилия превратилась в упорядоченную и справедливую» (Diod., XIII, 26, 2 sq.).

Наконец, развивая мысль Фукидида, Диодор утверждает, правда, в духе эллинистическо-римских космополитических идей, что Афины являлись школой для всех людей, ибо они приобщали их к священным мистериям и позволяли чужеземцам, живя в городе, обучаться свободным наукам.

Немаловажная роль в деле прославления авторитета Афин в эллинском мире принадлежала современникам Перикла — трагикам Софоклу («Эдип в Колоне», «Аякс») и Еврипиду («Просительницы»)[268].

3. Реакция Спарты и ее союзников на внешнеполитическую активность Афин. Кризис 30-х гг. V в. до н. э. и проблема неизбежности второй Пелопоннесской войны.

40—30-е гг. V в. до н. э. были заключительным и решающим этапом в истории афинско-спартанских отношений в период Пентеконтаэтии. Поэтому тем более важно рассмотреть сущность кризиса 30-х гг. V в. до н. э, приведшего к разрушительной Пелопоннесской войне, и выяснить, была ли эта война результатом закономерного развития межполисных отношений предшествующих десятилетий или явилась следствием совокупности случайных факторов. Решение этих вопросов может быть весьма плодотворным, поскольку в нашем распоряжении есть широкий круг источников, которые не столько различаются между собой в трактовке событий, сколько дополняют друг друга.

Как уже отмечалось, античная традиция единодушна в том, что соглашение о Тридцатилетнем мире, заключенное между афинянами и лакедемонянами, продолжало оставаться в силе вплоть до Самосской войны. Наиболее отчетливо эта мысль выражена у Диодора (Diod., XII, 28, 4). Таким образом, начало кризиса, вероятно, было связано с первыми (по крайней мере, засвидетельствованными в источниках) нарушениями договора о мире. Несомненно, когда спартанцы ставили на голосование в конгрессе Пелопоннесской лиги вопрос об оказании помощи восставшим самосцам, они уже не считались с условиями мира. Нарушение условий мира со стороны афинян спартанцы, вероятно, усматривали в ущемлении ими интересов пелопоннесских союзников (Thuc., I, 118, 2). Особенно ярко это обнаружилось вскоре после Самосской войны.

Важнейшими вехами этого кризиса источники называют коркирские события, или, как их трактует поздняя историография, Коринфскую войну (Thuc., I, 24—55; 68, 4; Diod., XII, 30, 2-5; 31, 2-34, 1; Plut. Per., 29, 1—4; Aristod., 17); действия афинского стратега Формиона в Амбракии (Thuc., II, 68, 7 sq.); события в Потидее и расторжение договора с Пердиккой II, царем Македонии (Thuc., I, 56-66; 68, 4; 71, 4; 199, 1; 140, 3; II, 2, 1; Diod., XII, 34, 2-4; 37, 1; Aristod., 18; Plut. Per., 29, 6); а также действия афинян в отношении Мегар (Thuc., I, 67, 4; 139, 1 sq.; 140, 3 sq.; 144, 2; Diod., XII, 39, 4 sq. [= Ephor., F 196]; Aristoph. Acharn, 515—539 со схолиями; 532; Pax, 605—611 со схолиями; Plut. Moral., 812 d; Per., 29, 4; 29, 7-31, 1; Aristod., 16, 1-3; Andoc., III, 8; Aeschin., II, 175).

Уже античная традиция усматривала тесную связь между явлениями внешнеполитического кризиса и факторами обострения внутриполисных противоречий. Особенно это характерно для Афин, где в 30-е гг. V в. до н. э. активизировалась деятельность оппозиции против Перикла (Diod., XII, 39, 1 sq.; Plut. Per., 32, 1-5; Aristod., 16, 1 sq.; Aristoph. Pax, 603—605 со схолиями [= Philoch, F 121]; Athen, XIII, 589 e; Diog. Laert, II, 5, 19).