Афины: история города

Когда наконец днем я поднялся на Акрополь и разглядывал окружающий пейзаж, мне вдруг пришла в голову удивительная мысль: «Значит, все, изучаемое в школе, вправду существует!» То есть внутреннее «я», сделавшее это наблюдение, оказалось гораздо сильнее, чем обычно, будучи отделенным от другого «я», которое осознавало это замечание. Оба внутренних «я» были потрясены, но совершенно разными фактами. Первое отреагировало классически, поверив под влиянием эмпирического наблюдения в реальность того, что раньше казалось сомнительным. Как если бы кто-нибудь, гуляя по берегу озера Лох-Несс и увидев вдруг очертания знаменитого чудовища, был бы вынужден признать: «Значит, вправду существует морской змей, в которого мы никогда не верили!» Второе внутреннее «я» испытало жестокое потрясение, потому что даже не допускало мысли, что можно сомневаться в существовании Афин, Акрополя и природы вокруг. Оно всего лишь ожидало выражения восторга или удовольствия.

Заметьте, что Фрейда не интересует Акрополь сам по себе, статья посвящена его собственной реакции на восприятие Акрополя. Далее он довольно подробно разбирает реакцию своего внутреннего «я». (Может ли это быть на самом деле? Вправду ли я вижу Акрополь? Ага, вот об этом нам в школе и рассказывали.) Затем он заключает, что главные действующие силы — почтительность и чувство вины, которые сыновья испытывают, путешествуя дальше своего отца как в прямом, так и в переносном смысле. Потому-то в Триесте им и была неприятна мысль о поездке в Афины.

Фрейд не единственный, кому Афины столь странным образом показались знакомыми. Роберт Байрон испытал здесь ощущение нереальности, как будто он стал жертвой обмана. Художник Чарльз Рикеттс нашел город «почти знакомым, словно уже бывал здесь когда-то, в другой жизни. Так смутно бывают знакомы вещи, которые раньше видел во сне». История Фрейда с трудом выдерживает весь тот груз анализа, который он взвалил на нее, пытаясь объяснить свои побуждения и мысли более чем через тридцать лет после пережитого случая. Но вышеописанный эпизод показывает, что, когда Фрейд захотел объяснить то таинственное, что вплелось в наши детские, школьные впечатления, вспомнив которые мы начинаем задаваться вопросом: «Возможно ли это? Вправду ли я здесь?», он обратился к Акрополю как к первоисточнику европейской культуры.

«Ужасная бомба»

Глядя на Парфенон издали, легко заметить, что линия крыши нарушена и некоторые колонны без ордера. Здание сильно повреждено. Ближе становится видно, что скульптуры, которые должны находиться на фронтоне и в местах, называемых метопами[9], отсутствуют.

Главная причина этих разрушений — соперничество Венеции и Османской империи в отношении Афин. В 1683 году началось турецкое вторжение в Европу. Именно тогда турецкая армия, осаждавшая Вену, была разбита объединенной польско-австрийской армией под командованием короля Польши Яна Собеского. Эта историческая битва завершила контрнаступление европейцев, ставшее предвестником долгого упадка османского могущества. На острие этого контрнаступления находилась Венеция, имевшая в восточном Средиземноморье свои политические и коммерческие интересы.

Командовал венецианскими и совместными антитурецкими силами Франческо Морозини. К1687 году эти силы окружили весь Пелопоннес, захватили Мистру и Мальвазию и вышли к Негропонту на острове Эвбея в Эгейском море. Однако кампания затянулась, гарнизон Негропонта был силен, его численность превышала 5000 человек. На военном совете Морозини предложил идти на Афины, а Негропонт взять в следующем году. 21 сентября 1687 года его силы достигли Пирея.

Перед угрозой мощной венецианской армии турки оставили город, лепившийся вокруг Акрополя, и укрепились на самом Акрополе. Войско венецианцев встало лагерем в большой оливковой роще к западу от города. Там им постоянно досаждали турецкие стрелки, подъезжавшие к лагерю верхом. Морозини через своего посланника, немецкого графа Кенигсмарка, предложил туркам сдаться, чтобы избежать тягот и ужасов долгой осады. Турки ответили отказом.